— Угадала, это когти. С гнарошами отношения выясняли. Вождь племени поставил на поединок своего лучшего воина и требовал бойца от нас. Жаль, ты не видела гнарошей. На две головы выше любого цзы’дарийца, четыре руки, синяя кожа. Длинные черные волосы, заплетенные в косы, все тело в белых ритуальных татуировках. Вместо наших посохов — перчатки с когтями-лезвиями. В ближний бой к такому лучше не соваться, а я полез. Победил, но пару раз он меня достал.
Мог Наилий поставить кого-то другого, а пошел сам. Право называться лучшим, нужно доказывать постоянно. И лежать потом в капсуле на питательном растворе и искусственном дыхании. Страшно. И даже привычная мысль, что живу с генералом, не помогает. Веду ладонью вверх по груди до неровного рубца под сердцем.
— А этот?
— На Легарии. Был у них один психопат лидером бандитов. Сердца любил вырезать у пленных, за которых не заплатили, и родственникам отправлять. Прятался так, что мы со всем оборудованием никак найти не могли. На меня, как на живца, ловили. Время поджимало, договор по срокам горел, он в глухую отсидку ушел, а ценнее пленника в тот момент не было. Вылез ради меня из укрытия. Срок на выкуп выставил, а до конца не дождался, раньше решил зарезать.
Рассказывает так просто и буднично, словно не о себе. А я представляю нож, вонзающий в грудь Наилия, слышу, как генерал охает от боли, и чувствую запах крови. Чуть выше, и я бы не вытирала его полотенцем, не обнимала за шею и не вздрагивала в руках.
— Тише, ну что ты, — успокаивает он, гладя по спине, — неосторожно я живу, но постарайся не думать об этом.
Обнимаю крепче и прячу лицо на прохладном после дождя плече. Ракета помешала улететь в командировку после бала, а сейчас нет препятствий. Пройдет два дня и генерал попрощается со мной, легко поцеловав в висок, а я буду гадать, вернется ли сам или принесут обратно на носилках.
— Хочешь, я сведу все шрамы?
Улыбаюсь, все так же цепляясь за шею, а он легко поднимает на руки и несет в спальню.
— Буду гладкий и красивый, как кадет.
Кладет на покрывало и снимает с меня форменный комбинезон вместе с рубашкой. Хмурится, глядя на раны, заклеенные пластырем. Мои царапины пугают сильнее собственных травм.
— Не нужно сводить, — прошу его и целую в шрам под сердцем, — ты и так красивый.
Мокрая одежда осталась в коридоре, моя лежит на полу возле кровати. Матрас прогибается под нами, когда Наилий опрокидывает меня на подушки и целует жадно и долго. Помню, что генерал на адреналине и жду демонов, терзающих его. Готова вытерпеть все, что потребуется. Молчать, если станет больно и упасть в обморок от удушья. Отвечаю на поцелуй, возвращаю ласку, скользя ладонями по прохладной коже. Не важно, сколько на ней рубцов, для меня самый лучший. Единственный. И ничего не нужно доказывать.
Тело отзывается, истосковавшись. Даже одна ночь не вместе — пытка. Генерал прерывает поцелуй и ложится рядом, гладит меня по животу нежно и осторожно. Бедром ощущаю, как сильно хочет, но не спешит. Ведет пальцем по завиткам волос и спускается ниже. Скользит по складкам кожи, заводя все сильнее. От прикосновений жарко, со стоном впиваюсь поцелуем в его губы и развожу колени, раскрываясь. Яркие ощущения будоражат и сводят с ума. Выгибаюсь дугой, зарываюсь пальцами в волосы Наилия, а он не останавливается.
— Иди ко мне, — прошу, выдыхая в открытые губы, тяну к себе ближе и мечтаю ощутить его внутри. Чтобы вошел одним резким толчком и заполнил меня. Хочу нежной, сладкой боли, что нарастает с каждым ударом, приближая к разрядке. — Наилий, иди ко мне.
Он не отпускает, даря близость одними пальцами, двигаясь во мне ритмично и быстро. Так, что перехватывает дыхание и по телу прокатываются волны дрожи. Покрывало липнет к разгоряченной коже, я мечусь на подушке и комкаю ткань в кулаке. Наслаждение заставляет забыть обо всем, уносит в темноту, когда закрываю глаза. Стоны так похожи на крики, и напряжение достигает пика. Я взрываюсь ярчайшей вспышкой, глотаю открытым ртом воздух и впервые чувствую, как сама пульсирую под подушечками пальцев Наилия.
Силы покидают, жар выступает холодным потом, и лишнее тепло уходит в прохладный воздух огромной спальни. Прихожу в себя от поцелуев в шею и тихого вопроса:
— Понравилось?
Генерал не был со мной, сам так и остался возбужденным. Мужской орган подрагивает у моего бедра от напряжения, а Наилий улыбается.
— Так не честно, — обиженно отвечаю я, — ты тоже должен получать удовольствие.
— Не сейчас, — качает он головой, — ты ранена. Я не хочу причинить боль даже случайно.
Берет меня за запястье и целует фиксирующую перчатку на тыльной стороне ладони. Пытается встать с кровати, но я не пускаю.