Игры мудрецов

Первое, что делает, приезжая в особняк — снимает с пояса оружие. Только потом идет переодеваться в домашнее, оставляя службу за дверями третьего этажа. А сейчас стоит передо мной вооруженный и спрашивает, поела ли я. На бледном лице веснушки проступают резче, кажется, что щеки ввалились и скулы очерчены грубее. Под глазами серые тени, отчего взгляд еще свирепее. Знаю, что виновата, но признаться не легче, чем грудью броситься на обломки стекла. У меня шея болит, как я втягиваю голову в плечи, стараясь казаться незаметнее. Хочется сползти по стене на пол, обнять себя руками и не видеть любимого мужчину таким больше никогда.

— Садись, я приготовлю, — холодно распоряжается Наилий и тянет за тесемки вещмешка. Достает из него не очередной сухпаек, а прозрачный пакет со свежими овощами и бесформенный сверток. — Я тебе платье привез. Если хочешь, можешь переодеться.

Перестаю что-то понимать окончательно. Генерал толкает мне в руки вещмешок, и я неловко цепляюсь за лямку перебинтованными пальцами. Так и стою в дверях, пока хозяин пятого сектора достает разделочную доску, выкладывает на нее мясо и берет кухонный нож. Складной посох стучит о край столешницы, напоминая о себе. Наилий ругается сквозь зубы:

— Забыл, тьер.

Тянется к оружию и роняет нож на пол с громким стуком тяжелой рукоятки. В тишине резиденции он, как выстрел, проносится от генерала до меня, выбивая из груди еще один всхлип.

— Бездна, — тихо шепчет Наилий и опускает руки.

Его безвольно повисшие плечи невозможно вытерпеть. Вещмешок падает на пол, а я в два шага оказываюсь рядом. Обнимаю крепко, прижимаясь щекой к широкой спине в комбинезоне. Целую через ткань, а потом поднимаюсь на носочки, чтобы дотянутся до шеи над воротником рубашки. Наилий горячий от адреналина и слабый от усталости.

— Милый, родной, — глажу по груди, шепчу сбивчиво, а он накрывает мои ладони пальцами.

— Дэлия, что случилось с нашей жизнью? Я не могу понять… Ни логики, ни смысла.

Кладу голову ему на плечо и закрываю глаза. Ответов ждет, а у меня всего один: «Ты мудрец, Наилий». В таком отчаянии он звучит издевкой, злой шуткой, бредом сумасшедшей. Но другого у меня нет и быть не может. Последний раз думаю, не перекладываю ли свои проблемы на Истинных, и говорю в спину генералу:

— Я объясню, только дослушай до конца, пожалуйста. Пророчество Поэтессы, моя фиктивная смерть, твои проблемы с эриданами — все сплетается в один клубок. Нет ни правых, ни виноватых, лишь шаги к тому, ради чего все случилось. Ты станешь мудрецом, Наилий, той самой тройкой, за которой охотятся три генерала. Ты, а не Создатель или я.

Говорить, не видя его глаз, легче. Выливаю все, о чем думала с того мгновения, как услышала от Инсума про кризис и туго натянутый поводок. Захлебываюсь словами и выдыхаю, замедляясь, чтобы не потерять крупицы смысла. Вспоминаю все странности, отличающие Наилия от других правителей. Неосторожно оброненные мысли и целые фразы. Ответ про предел в анкете, но доказательств все равно слишком мало.

— Ты «фонишь» сильнее остальных правителей, выпадаешь из реальности, когда глубоко задумываешься. Способностей еще нет, но они очень скоро появятся. Знаю, как нелепо звучит, но пожалуйста, хотя бы взгляни на это моими глазами.

Генерал молчит, и я чувствую, как проходит адреналиновая лихорадка. Он сжимает кулаки и замирает. Так долго не двигается, что кажется, превратится в лед. В ужасе цепляюсь за его плечи, рот зажимаю, чтобы не закричать. Теперь точно все! Наилий больше никогда мне не поверит. Если сейчас обернется, погладит по голове и предложит отдохнуть — сбегу через всю равнину, куда глаза глядят. В ушах звенит, на ногах еле держусь, мгновение до приговора.

— Я должен подумать, — сухо отвечает генерал и распрямляет спину.

Отшатываюсь назад, врезаясь в стул, он с грохотом едет по выложенному плиткой полу, а Наилий, бесшумно ступая, уходит из кухни. Должен подумать. Один. И помочь невозможно. Должен понять, что сложившаяся жизнь вот-вот сорвется перезревшим апельсином с ветки и укатится под ноги тем, кому нужно ее растоптать. Осознать, что мир больше никогда не будет прежним и заглянуть по ту сторону потенциального барьера прямо в бездну. Найти свою брешь и получить клеймо до конца жизни. Мудрец. Сумасшедший.

Принять себя еще сложнее, чем простить. Позволить себе радикально отличаться от тех, кто каждый день живет нормальной жизнью. Навсегда провести черту и остаться по эту сторону. Со мной. Хватит ли моей любви, чтобы заменить Наилию его прежний мир?

Ожидание мучительно. Как дрон, механически накрываю пленкой мясо на разделочной доске, мою овощи и убираю все в холодильник. Вытираю капли крови, упавшие на столешницу и сажусь на стул. Светило вспыхивает закатным пламенем и длинными лучами ложится на пол кухни. Отодвигаюсь к стене, чтобы остаться в тени и смотрю, как медленно течет время золотым полотном к моим ногам. Наилия нет слишком долго, и беспокойство больше не дает сидеть на месте.