Йерве из Асседо

Тенгиз достал из конверта бумажки из штаба программы “НОА”, но офицер службы безопасности на них даже не взглянул.

– Покажите ваши билеты.

Мы показали.

– У вашей девочки нет обратного билета с датой возвращения.

Все это было вопиющей наглостью. Я не сдержалась.

– Я не девочка. Мне шестнадцать лет. И я не его девочка, он же вам объяснил, я здесь в туристическом статусе…

– Комильфо…

– Покажите, пожалуйста, ваше удостоверение личности, господин…

– Адам, – подсказала Наама Арази.

– Вы же держите в руках мой загранпаспорт, – сказал Тенгиз.

– Прошу вас, делайте так, как я говорю, и мы сэкономим время. Вы же не хотите опоздать на самолет.

Тенгиз едва заметно нахмурился, но от меня не ускользнуло. Достал из кошелька помятую синюю корочку – свою “теудат зеут”.

Юваль в нее посмотрел.

– Я еще раз вас спрашиваю, – офицер службы безопасности тоже нахмурился, только заметно, – кто собирал эти чемоданы?

– Каждый собирал свой чемодан сам, – отчетливо проговорил Тенгиз.

Молодой человек снова посмотрел в удостоверение личности, а потом снова на Тенгиза.

– Вы не еврей, – сказал он.

Тек отсчет Омера – пятьдесят дней от Песаха. Скоро будет Праздник седмиц – последний в году.

Тенгиз зашел в комнату, когда чемоданы уже были запакованы, а Алена и Натан пошли ужинать.

– Ты все взяла?

– Да.

– Ничего не забыла?

– Вроде нет.

Тенгиз, не спросив разрешения, открыл мой шкаф и вытащил ящик, где прежде лежали трусы.

– Почему ты это не взяла?

Он держал в руках тетрадь в кожаном переплете, которую сам мне подарил.

– Здесь должно быть Асседо, – сказал Тенгиз.

Я не стала его разубеждать, хоть и знала, что чистым листам больше никогда не суждено заполниться.

– Открой чемодан.

Я пожала одним плечом, как делали Фридочкины дети и все дети, которые родились в Израиле, так проявляя сопротивление родительской воле.

Он сам открыл чемодан, положил туда тетрадь и снова защелкнул замки.

– Я больше ничего тебе не подарю, если ты так будешь относиться к моим подаркам. Это некрасиво.

Кто же спорил. Но на самом деле я эту тетрадку там оставила, чтобы вернуться и однажды ее забрать. Надо же что-нибудь после себя оставлять в том месте, куда не знаешь когда вернешься и вернешься ли вообще, как монету в фонтане. Теперь в этом месте больше ничего не осталось от меня. Или от него.

Офицер службы безопасности смотрел в удостоверение личности человека, которого его отец, отпрыск некой бессарабской династии местечковых раввинов и шойхетов, в Советском Союзе назвал Адамом.

– Вы не еврей, – сказал молодой смуглый офицер Тенгизу.

То есть он, разумеется, сказал “ты”, ведь в иврите нет обращения во множественном числе, но сказано это было все еще с уважением.

Да, у моего мадриха была восточная внешность. При определенном ракурсе в нем можно было распознать сарацина, бербера, мамлюка или мусульманского террориста на исходе тридцати дней Рамадана; грузина, азербайджанца, армянина, молдаванина, гагауза, турка, цыгана. Как и во всех нас, если включить воображение. У представителей служб израильской безопасности воображение было профессиональным, как у директоров кастинга.

Отсчет Омера еще тек, еще не прошли пятьдесят дней от Песаха; Шавуот, Пятидесятница, Праздник седмиц, еще не начался. По традиции Тенгиз не брился сорок семь дней. Тенгиз не носил ермолку, а борода у него была. Он в бога не верил, он просто соблюдал некоторые традиции, потому что так повелось.

– Берите, пожалуйста, ваши чемоданы и следуйте, пожалуйста, за мной.

Но Тенгиз с места не сдвинулся.

– Я еврей, хабиби, – сказал Тенгиз.

– Слиха, но я вам не “хабиби”, – строго сказал офицер. – Я на время оставляю ваше удостоверение личности у себя. Все в порядке, не беспокойтесь: обыденная проверка. Вы успеете на рейс, регистрация только началась. Идемте.

– Пойдем, – сказала я Тенгизу и даже потянула его за футболку.

Но Тенгиз вдруг заартачился, как будто ему тоже было шестнадцать лет, нет – пять, и он сейчас упрямо пожмет одним плечом. Может, он потому уперся рогом, что вокруг собиралась небольшая кучка любопытствующих, а пробегающие мимо с тележками замедляли шаг и глазели: кого это тут опять задержали? Очередного палестинца? Туда ему и дорога.

– Я такой же еврей, как ты, – повторил Тенгиз.

– Это не принципиально, – все еще сохраняя несвойственное израильтянам спокойствие, формалиоз и официоз, проговорил прекрасно вышколенный Юваль. – Всего лишь стандартная проверка. Жаль времени. Идите за мной.