Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

В этом отрывке путешествие представлено неким изначально неприятным предприятием, сравнимым с кандалами арестанта. Однако подобное отношение к путешествию не является исключительным ни для трактатов того времени вообще, ни для текстов, написанных на итальянском языке в частности. Действительно, существует старая традиция, уравнивающая путешествия с болью, что проявляется даже на уровне этимологии: «Англо-французский глагол travailler означает и „путешествовать“, и „пытать“»[1107]. Поэтому неудивительно, что негативная коннотация понятия путешествия может встречаться также и в других работах. На протяжении длительного периода она является единственным вариантом упоминания об этом виде деятельности в том смысле, в каком она интересует нас в данном случае. К примеру, в Трактате об истинном дворянине, впервые опубликованном в 1529 году, Йосс Клихтове в полной мере разделяет взгляды Кастильоне, осуждая повсеместное невежество дворянской среды и восхваляя достоинства гуманистического образования[1108]. Однако и на его страницах путешествия и все с ними связанное удостаиваются редких упоминаний, а если и появляются, то скорее как препятствие, которое необходимо преодолеть, чем как путь к получению образования. Приводя в пример Плиния Старшего, автор выдвигает предположение, что даже во время путешествия не исчезает возможность учиться, «поскольку и в дороге он [Плиний] постоянно находился в размышлениях и планировал что-нибудь полезное»[1109].

Примерно 40 лет спустя положение вещей оставалось приблизительно таким же, если судить по содержанию Наставлений дворянину во всех добродетелях и совершенствах, необходимых благородному человеку, выпущенных в Париже в 1578 году[1110]. И вновь автор является горячим сторонником гуманистического образования аристократа, не принижая при этом его призвания к военному делу. Как и многие другие трактаты той эпохи, текст построен в виде описания дворянских добродетелей, которые поочередно подвергаются анализу. При том что текст насыщен восторженным отношением к гуманистическому образованию и ценностям, путешествия в нем упоминаются лишь однажды, когда автор рассуждает о «прилежании и заботе». Это те добродетели, которые подводят автора к прославлению человеческой «жажды к познанию»: «Все люди естественным образом стремятся к познанию и пониманию вещей […]. И это естественное стремление приводит нас к тому, что мы достаточно легко переносим все виды тяжелого труда […] и совершаем длительные и значительные путешествия»[1111].

Это верно, что путешествие впервые здесь упомянуто как признанное средство обретения знаний, однако это еще далеко до чего-то похожего на восхваление Grand Tour. Еще более удивляет отсутствие этой темы на страницах итальянских трактатов, появившихся после труда Кастильоне: например, О дворянине Фаусто да Лонгиано (1542) или Трактат о дворянских принципах (Venetia, 1551). В них я не нашел ни одного упоминания об опыте путешествий[1112]. Автор Благородного человека (1575) без колебаний представил Улисса как выдающийся пример гуманистического знания, ни словом не обмолвясь о его похождениях[1113].

Поэтому неудивительно, что тема, которую мы исследуем, нечасто возникает и на страницах литературы, посвященной искусству управления странами, которая во второй половине XVI столетия испытала на себе сильное влияние нового понятия raison d’Etat[1114]. В многочисленных трактатах обсуждаются требования к будущим слугам государства, соблюдение которых необходимо для принятия на службу. В них, однако, описываются по большей части качества, которыми должны обладать такие личности, а последующие рассуждения исследуют способы их приобретения. Образование, которое они должны были получить, напротив, редко привлекает внимание авторов. Можно легко предположить, что это значит в плане частоты упоминания нашей темы в текстах такого рода. В самом знаменитом итальянском трактате – Государственном благе Джованни Ботеро – опыт путешествий вновь упомянут лишь в том же ключе, что и в Трактате об истинном дворянине Йосса Клихтове, – то есть как препятствие, которое надо преодолеть. Однако, как мы увидим далее, не случайно Ботеро подчеркивает важность такой особой отрасли знаний, как история, которая направляет некоторые личности к совершенству даже во время путешествий: «История является настолько полезной, что, не имея кроме нее никакого наставника, а лишь изучая события прошлого во время своего путешествия, Лукулл […] стал одним из ведущих полководцев своего времени»[1115].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология