Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

Лишь несколько лет спустя выходит трактат, на этот раз в Италии, посвященный raison d’Etat и демонстрирующий те же подходы, – «Введение в политику» (1621 год) Пьетро Андреа Каноньеро[1126]. Вся книга II посвящена тем двум темам, сочетание которых мы уже наблюдали в сочинении Ботеро: история и путешествие. Если, однако, «Государственное благо» лишь вскользь, более-менее случайно, упоминает о последнем, то Каноньеро разворачивает целый трактат о назначении и пользе «pelegrinaggio», в то время как история, хотя и является единственной «наукой», по своим полезным свойствам сравнимой с путешествием, занимает лишь второе место в градации автора (эта тема разбирается в последней из восьми глав книги). Кстати, автор очень хорошо осведомлен о том, что предмет его рассуждений довольно новый: по его словам, отсутствующее определение в сочинениях авторов, писавших о путешествии до этого, в его понимании соотносится с тем, что он называет «pelegrinaggio politico»[1127]. Автор мимоходом отдает должное Улиссу-путешественнику: Каноньеро считает, что его одиссеи должны рассматриваться не как наказание, но как символ необходимых усилий: их следует приложить, чтобы взамен приобрести огромный опыт, который можно получить только путешествуя[1128].

Разница между тем пристальным вниманием, которое уделяется путешествию с конца XVI века и далее, и практически его полным отсутствием в предыдущие десятилетия поражает и вызывает у историка подозрения. Не похоже, чтобы существовали какие-либо промежуточные этапы, «подготавливающие» Бэкона, Пеллетье или Каноньеро, в особенности в последние десятилетия XVI столетия. Я отнюдь не исключаю такой возможности, но хотелось бы надеяться, что в этих промежуточных сочинениях мы когда-нибудь обнаружим ключ к пониманию или даже некий поворот, который приведет нас от полного пренебрежения к абсолютному признанию ценности опыта путешествий для аристократического образования.

<p>II</p>

Вероятно, последующие исследования расскажут об этом. В любом случае представляется небесполезным рассмотреть и другие источники информации о Grand Tour, в том числе описания путешественников, – источники, которые берут свое начало в самой практике путешествий. Ограниченный объем данной статьи не позволяет подробно развить эту тему. Однако ясно, что со второй половины XVI века есть многочисленные примеры индивидуальных поездок, предпринятых молодыми дворянами и во многом совпадающих с тем, что в XVII веке оформится в «программу» Grand Tour. Об этой программе иногда вполне открыто объявляли (либо ее осуждали) не столько сами путешественники, сколько чаще всего их отцы.

Примеры такого рода встречаются уже в первой половине столетия, однако, видимо, они вписывались главным образом в контекст peregrinatio academica. Например, в 1515 году Виллибальд Пиркгеймер, патриций из Нюрнберга, посылает трех своих племянников в Италию, в первую очередь для прохождения обучения в Болонском университете. Хотя их mentor Иоанн Кохлеус, известный впоследствии своей полемикой с Лютером, рекомендовал учиться в родной стране, Пиркгеймер настоял на своем выборе, «поскольку Ваши ученики посланы в Италию не только на обучение, но также чтобы увидеть обычаи и богатства мира, [а] также выучить иностранные языки» (в то время как в Германии, добавляет он, учатся лишь «пьянству и обжорству»[1129]).

Перемены наступают во второй половине столетия. Самый знаменитый, наверное, пример являет собой лорд-канцлер Англии Уильям Сесил, который провел подготовку путешествия своего сына во Францию посредством длительной переписки с послом в Париже, в которой ясно высказал свои родительские пожелания. Во время поездки «целью должны быть не научные занятия наподобие великих ученых, а приобретение придворных манер и языковой практики – на французском или итальянском, – до того уровня, чтобы можно было поддержать разговор»[1130]. Путешествие продлится с июня 1561 по март 1563 года. Удивительно, что Италия не является страной назначения этого путешествия – это решение продиктовано, видимо, отчасти конфессиональными соображениями: лорд-канцлер не испытывал симпатии к папскому престолу и католической вере в целом[1131]. Неудивительно, что католические правители следовали противоположным тенденциям, как, к примеру, Вильгельм V, герцог Баварии и один из основных деятелей Контрреформации на территории Священной Римской империи: в 1590‐х годах он, конечно, не испытывал сомнений, организовав для сыновей «турне» в Рим[1132].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология