Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

Предыдущие примеры основаны на частных случаях. Что касается Франции, то здесь мы тоже располагаем свидетельствами, в том числе теми, где приводятся «статистические данные», даже удостоенные публикации. В Рассуждениях о политических и военных делах, изданных в 1587 году, Франсуа де Лану подчеркивает, что «каждый год сотни молодых французских дворян путешествуют по разным странам с целью посмотреть и узнать, что проистекает от сердечной доброты и страстного стремления к знаниям»[1133]. Италия не единственно возможное направление, но, вероятно, самое главное. Тем не менее было бы ошибочным предполагать, что трактат де Лану является тем самым «связующим звеном», которое ведет к высокой оценке Grand Tour, появившейся ближе к 1600 году. Собственно говоря, де Лану был яростным противником того явления, о котором он упоминает, начиная с убежденности путешественников в том, что «товары, произведенные в иных местах, лучше произведенных на родине»[1134].

На частном уровне то же отношение встречается и в случае с Этьеном Паскье, чей сын Пьер совершил в 1584 году путешествие в Рим против воли своего отца. Очень быстро у Пьера кончились деньги, и Этьен, совершенно не желающий оставлять без помощи свое непослушное дитя, старается организовать как можно лучше поездку сына, которую он не одобряет. В своей переписке с послом в Риме Паскье высказывает свои соображения:

И раз уж судьба забросила его туда, то я бы очень хотел, чтобы он увидел не античные развалины Рима, которые, на мой взгляд, не представляют какой-либо особой поучительной ценности, кроме наглядной бренности человеческих предприятий, но чтобы он больше наблюдал живую реальность, из которой он мог бы перенять образцы для подражания своему хорошему поведению в будущем.

И заканчивает Паскье просьбой к послу принять Пьера к себе на службу[1135]. Увидеть античное наследие Рима, быть принятым на службу к посольскому двору, усвоить модели «хорошего поведения в будущем» – одобряет Паскье все это или нет, но он перечисляет все те классические черты, которые позднее составят Grand Tour. И нам остается лишь посмотреть на некоторые дополнительные примеры молодых французских дворян, отправляющихся в Италию в этот период, чтобы отыскать другие типичные элементы. В 1593 году, например, некий Алоиз Гроссетьер (Aloyse Grossetierre) пересек Апеннинский полуостров, проведя несколько недель в Падуе и около месяца в Риме[1136]. В Падуе он, видимо, прослушал некоторые курсы в университете, в обоих городах занимался дворянскими упражнениями, а в Риме нанял себе учителя иностранных языков (испанского и итальянского) – к своему несчастью, поскольку после нескольких ссор по догматическим вопросам веры его наставник донес на него римской инквизиции[1137].

На основе подобных примеров мы приходим к очевидным выводам. Все выглядит так, как если бы практическое воплощение Grand Tour совершенно явно предшествовало его теоретическому наполнению. В этой парадигме вполне вероятным представляется, что англичане, долгое время считавшиеся главными проводниками Grand Tour, действительно были первыми, кто сформулировал программу это вида путешествий. От частных высказываний лорд-канцлера Сесила к труду лорд-канцлера Бэкона ясно прослеживается преемственность, в то же время нельзя исключать того, что по крайней мере Пеллетье был знаком с текстом Бэкона[1138].

Как бы там ни было, ясно, что первые рекомендации по поводу Grand Tour в виде программы путешествий – с определением его целей и содержания как неотъемлемой части аристократического образования – берут свое начало в частной практике и в советах отцов сыновьям, как мы это видели в случае с лордом Сесилом, или профессоров (или наставников) своим ученикам, как в случае знаменитого письма Юста Липсия Филиппу де Лануа (1578 год)[1139]. Такой совет мог охватить более широкую аудиторию через публикацию для «ограниченного круга лиц» коллекций писем и таким образом проложить им дорогу в литературные очерки: мы уже упоминали Бэкона, но важность путешествия как метода образования подчеркивал также и Монтень[1140]. В то же время могли выйти в свет какие‐то первые путеводители, которые могли быть в той или иной мере специально предназначены для юных аристократов-путешественников[1141]. Как только эта тема приобрела определенную популярность в описанных источниках, она, наконец, начала проникать в литературу, специально посвященную моделям дворянского образования.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология