Новая идентичность «придворного» предполагала иную модель образования и воспитания, главное место в которой занимали манеры и знания, в особенности знания в области гуманитарных наук. Такое образование могло предусматривать и путешествие, но не было никаких причин рассматривать путешествие как самозначимый идеал. Вот почему Grand Tour получил развитие лишь позднее, как слияние двух традиций: в «дань уважения» своему рыцарскому происхождению молодой дворянин по-прежнему продолжал поиски приключений вдали от дома – он реализовывал это по крайней мере в культивировании дворянских «экзерсисов» во время всего путешествия. Теперь же в первую очередь он отправлялся в путешествие, вдохновленный идеалами гуманистического образования. Отныне он будет осуществлять это также и с целью подготовки к своим вероятным будущим обязанностям государственного деятеля, что включало и выполнение задач на дипломатическом поприще.
Сегодня трудно установить, когда и каким образом произошло слияние двух традиций[1102]. Я постараюсь ответить на этот вопрос, проанализировав в настоящей статье три вероятных источника. Прежде всего, логично предположить, что новый образец должен был проявиться в трудах, посвященных дворянскому образованию. Эта же гипотеза должна быть верна применительно к литературе о новой «науке о государстве» (raison d’Etat), появляющейся в XVI веке: следует предположить, что выбранная авторами тематика в обязательном порядке включала в себя то образование, которое правители должны были ожидать от своих представителей[1103]. И, наконец, кажется небесполезным изучить также и ранние свидетельства о такой практике, тем более что Grand Tour вошел в обиход гораздо раньше, чем получил «прописку» в нормативной литературе.
Эта точка зрения находит многочисленные подтверждения в источниках. Насколько я могу судить на данном этапе своего исследования, которое еще не закончено и которое основано – за редкими исключениями – на французских и итальянских источниках, для обоих типов нормативной литературы, упомянутых выше, характерна поразительная эволюция. Несмотря на то что мы находим очень мало свидетельств XVI века по нашей теме, общие принципы Grand Tour (определяемого как некая форма аристократического образования, существование которого обосновывается необходимостью подтвердить посредством личного опыта путешественника то, что было до этого изучено в теории) четко вырисовываются в нескольких трудах начиная примерно с 1600 года (I). И наоборот: начиная со второй половины XVI столетия можно наблюдать появление многочисленных примеров описаний частных путешествий, основные элементы которых схожи с теми, что составят в XVII веке Grand Tour, включая заявления почти программного характера о целях путешествий (II). Практический опыт явно шел впереди теории, что заставляет задаться итоговым вопросом: почему теория появляется так поздно? (III).
I
Если выстроенная нами «генеалогия» Grand Tour верна, то логично начать наше исследование трудов об аристократическом воспитании с трактата Бальдассаре Кастильоне «О придворном», вышедшего в свет в 1528 году и традиционно принимаемого за итоговое сочинение итальянского Возрождения о новом типе идеального дворянина[1104]. В своих диалогах Кастильоне не обходит вниманием увлечение дворянства физическими и военными тренировками, но настаивает на необходимости углублять знания, которые требуются, в частности, в области искусств и гуманитарных дисциплин. Придворный – это не только знаток изысканных манер, не только отличный наездник, прекрасно владеющий шпагой и умеющий танцевать. Он также должен уметь хорошо рисовать, слагать стихи и играть на музыкальных инструментах. Он говорит на древних и современных языках, его образование охватывает основные отрасли знания, начиная с наставлений мыслителей античного периода[1105]. В несколько упрощенном представлении современного читателя еще одна характеристика естественным образом вписывается в это описание совершенного представителя высшего общества: обладание личным опытом познания мира, приобретенным посредством путешествия. Но в книге «О придворном» об этом не говорится ни слова. Все, что касается путешествий, практически полностью отсутствует в этом тексте, и единственное исключение, которое я смог отыскать в нем, носит отнюдь не комплиментарный характер. В этом отрывке Кастильоне восхваляет силу музыки, силу, доступную даже простым смертным: «Она [музыка] приносит успокоение всем паломникам в их трудных и долгих странствиях. А зачастую и узникам, закованным в цепи и оковы»[1106].