Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

Покойный граф, осмотрев и изучив все то, что показалось ему наиболее достойным интереса и внимания во Франции, намеревался продолжить свой путь в Италию, чтобы обозреть этот рай на земле, это вместилище столь многочисленных чудес природы и прекрасных и знаменитых памятников многовековой древности. Но вспыхнувшая война, которую Франция принесла в Германию, заставила его, по воле отца, отправиться домой, где, впрочем, его неудовольствие этим досадным обстоятельством вскоре рассеялось, поскольку Его Высочество правящий курфюрст подал ему первый знак признания его достоинств и назначил его капитаном вновь сформированного Корпуса мушкетеров[1078].

Этот эпизод дает повод для восхваления Италии как «рая на земле», как настоящей выставки чудес природы и легендарных древностей, подчеркивая одновременно обязательность ее посещения в рамках образовательного путешествия[1079]. Именно поэтому автор не может обойти молчанием эту сорвавшуюся поездку и прямо перейти к началу военной карьеры своего героя. Вместо этого он чувствует себя обязанным объяснить и оправдать такой досадный промах: Яблонский подчеркивает недовольство и раздражение молодого графа, но обосновывает отклонение от нормы высшими соображениями и чувством долга, ссылками на необходимость службы государю, защиты отечества и выполнения отцовской воли. В самом деле, если бы он вовсе обошел молчанием этот эпизод, он не смог бы объяснить такое отклонение от идеального маршрута. Но сам по себе тот факт, что даже десятилетия спустя, выступая перед лицом скорбящих слушателей, проповедник чувствует себя обязанным особо остановиться на этом, казалось бы, второстепенном эпизоде, подчеркивает его значимость и для усопшего, и для социальных практик высшей аристократии.

В текстах надгробных биографий мы находим множество других примеров такой риторической компенсации, призванных объяснить или оправдать отклонение от нормы и от идеала аристократического образования ссылками на те или иные ограничения или случайности или же, наоборот, подчеркнуть или приукрасить другие элементы образования, чтобы отвлечь внимание от постыдных пробелов. Ева Бендер рассматривает в этом ключе панегирик в честь Фридриха-Людвига (1681–1710), третьего сына принца Нассау-Дилленбургского, который, в отличие от своих братьев, так никогда и не совершил приличествующего его рангу образовательного путешествия из‐за преждевременной кончины обоих своих родителей; как-то восполнить этот пробел ему помешала его собственная ранняя гибель в ходе Войны за испанское наследство[1080]. На этом фоне проповедник всячески выпячивает обширное, приличествующее аристократу первоначальное образование, полученное принцем в Академии Херборна (Herborn): в 1700 году он получил (впрочем, как и другие представители его династии) титул почетного ректора (Rector magnificentissimus) этого учебного заведения по случаю начала обучения там своего младшего брата и показал себя достойным высокого звания, выступив с развернутой речью на латыни, которая произвела благоприятное впечатление на профессоров и студентов[1081]. Объясняя невозможность совершить образовательное путешествие, панегирик представляет в качестве альтернативы начало многообещающей военной карьеры: «Его брат еще и иным способом помог ему начать свой путь к славной цели», добившись для него командного поста сначала на прусской службе, а затем в армии пфальцграфов. Таким образом, оказывается, что, несмотря даже на пропущенное им образовательное путешествие, покойный все же соответствовал идеальному типу достойного принца, в равной степени искусного в области и arma, и litterae.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология