Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

Что его намерения увенчались успехом, в полном соответствии с ожиданиями, и что господин граф преуспел благодаря выказываемому им рвению и затраченному им времени, видно из того, что когда через два года он вернулся к родителям, по требованию последних он продемонстрировал похвальную способность изъясняться и писать не только на родном языке, но и, равно свободно, на трех вышеупомянутых языках, и более того, во всех прочих отношениях вел себя так, что [родители] не усомнились отпустить его в 1685 году в Лейден одного, без всякого присмотра со стороны наставника[1058].

Менее явно в этом пассаже отражены характерные элементы родовой идентичности, объясняющие пребывание в Польше как часть стратегии выстраивания семейных и аристократических связей, вероятно в связи с потенциальными возможностями получения должностей: одна из ветвей семьи уже находилась на службе королей Польши, и дед Отто Магнуса был воеводой в Пернау (Пярну) в Эстляндии[1059]. Однако нуждается в объяснении поразительное молчание автора касательно характера тех школ, которые покойный посещал в Торуни и Познани. В большинстве панегириков представителей элиты обучение в том или ином известном заведении или под руководством известных наставников и ученых обозначалось очень четко, как источник престижа и важного жизненного опыта (мы приведем соответствующий пример в заключении).

Возможно, биограф считал, что в случае дворянина столь высокого ранга именно ему должно быть посвящено все внимание, так что хвалебные ссылки на какие бы то ни было авторитеты, кроме королей и принцев, были в данном случае ненужными и бестактными. Этим могут объясняться последующие пассажи, касающиеся обучения в Лейдене, где автор упоминает только изучаемые предметы, но не конкретных профессоров. Но в случае с учебой в Польше автор, судя по всему, сознательно опустил некоторые элементы, наиболее неудобные для него как для протестантского проповедника[1060]. Дело в том, что большая часть польского дворянства вернулась в XVII веке к католицизму; польская ветвь Денхоффов также была католической. Однако дворяне-протестанты не стеснялись, к ужасу своих консисторий, помещать своих детей в католические учебные заведения, если они отличались высоким качеством образования и аристократическим составом учащихся. Торунь, конечно, была по большей части протестантским городом, и там была протестантская гимназия, которую начиная с 1677 года возглавлял довольно видный учитель и историк Кристоф Харткнох (Christoph Hartknoch, 1644–1687)[1061]; вместе с тем с началом Контрреформации ей приходилось конкурировать в городе с довольно нахрапистым иезуитским коллегиумом. Мы не знаем, таким образом, где именно учился Отто Магнус с 1679 по 1681 год. Но в Познани образовательный ландшафт был несомненно католическим. Хотя в городе был и иезуитский коллегиум, с 1681 по 1683 год юный граф, скорее всего, учился в Академии Любранского (Lubrański Academy), программа которой прекрасно подходила для аристократической аудитории и была менее конфессионально заостренной, чем у иезуитов. Дополнительным преимуществом было обучение на польском, что соответствовало пожеланиям родителей Отто Магнуса[1062]. В любом случае компенсировать наиболее проблемные элементы программы позволяло наличие частного наставника.

И действительно, обычай приставлять к отправляющемуся в университет молодому дворянину наставника был довольно распространен. Помимо помощи в учебе, такой наставник должен был также осуществлять и общий надзор и сообщать родителям о проблемах в поведении их сына[1063]. Поэтому готовность родителей отпустить молодого человека без такого присмотра означала очень высокую степень доверия и необычайную зрелость его поступков. Именно поэтому данное обстоятельство и заслужило особого упоминания в панегирике.

В знаменитом Лейденском университете он учился у знаменитых профессоров и с пользой посещал их лекции по географии, истории, политике, математике и праву, заслужив своим прилежанием всеобщее одобрение; но одновременно он не упускал и упражнения, соответствующие его [социальному] положению[1064].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология