Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века

Вторая причина, по которой Денхоффы хорошо подходят для наших целей, – это статус данной семьи. Хотя Денхоффы и не принадлежали к избранному кругу владетельной аристократии, к рассматриваемому времени они достигли того социального положения и богатства, которые предполагали и даже требовали от них в полной мере реализовать идеал дворянского образования для их сыновей. Представители этого рода отличились на службе сначала курфюрстов, а затем королей Пруссии и на военном, и на дипломатическом, и на административном поприщах. Сам Отто Магнус завершил свою карьеру в чине генерал-лейтенанта инфантерии, как видный министр и член военного совета, а затем, после периода опалы, принял участие в дипломатических переговорах, предшествовавших заключению Утрехтского мира. Кроме того, как и его отец, он был губернатором Мемеля и стал одним из первых кавалеров только что созданного ордена Черного орла.

Ил. 4. Надгробная проповедь и ее автор Даниэль Эрнст Яблонский (1660–1741). Экземпляр проповеди из собрания Библиотеки герцога Августа в Вольфенбюттеле (Lpr. Stolb. 8548)

Его биограф Даниэль Эрнст Яблонский (1660–1741) также был примечательной личностью (ил. 4). Он родился в 1660 году в окрестностях Данцига в семье, которая происходила из Богемии и принадлежала к «моравским братьям»: его отец был проповедником, а его дедом по матери был известный теолог и педагог Ян Амос Коменский (ум. 1670). После учебы во Франкфурте-на-Одере и Оксфорде и периода скитаний по Голландии Яблонский стал в 1683 году проповедником в Магдебурге и в 1685 году возглавил коллегиум «моравских братьев» в польском городке Лешно (Leszno, пол.; Lissa, нем.). В 1691 году курфюрст бранденбургский Фридрих III назначил Яблонского придворным проповедником в Кенигсберге; к 1693 году его влияние в придворных кругах выросло настолько, что он получил перевод в Берлин. Благодаря сохранившимся у него связям с «моравскими братьями» он представлял при дворе интересы польской реформатской церкви и с одобрения курфюрста с 1699 года носил титул епископа «моравских братьев» в Польше. При поддержке Фридриха-Вильгельма I, курфюрста бранденбургского и короля Пруссии, он даже пытался добиться признания за «моравскими братьями» права на апостольское преемство[1052]. Яблонский известен также своими попытками объединить разные ветви протестантизма. Вместе с философом Готфридом Лейбницем он работал над заключением общего союза немецких, английских и швейцарских протестантов. Правда, несмотря на длительные переговоры, преодолеть многочисленные разногласия между ними оказалось невозможно. Он пытался также реформировать прусскую лютеранскую церковь, включая учреждение епископств и заимствования из англиканской литургии, но и здесь не добился успеха.

Яблонский был не только успешным придворным проповедником, но и блестящим гебраистом; он подготовил новое издание Старого Завета на древнееврейском и с 1710 по 1731 год занимал кафедру филологии и восточных языков в Академии наук в Берлине. Вместе с Лейбницем, ее первым президентом, он внес некоторый вклад в основание этой академии в 1700 году под именем сначала Курфюршеского научного общества в Бранденбурге (Kurfürstliche Brandenburgische Societät der Wissenschaften), которое было вскоре переименовано в Прусскую королевскую академию наук. С ее основания и вплоть до своей смерти он занимал в ней различные посты: секретаря (1700–1731), вице-президента и, с 1733 по 1741 год, президента[1053]. Именно занимая должность секретаря академии, он произнес в 1717 году похвальную речь над гробом графа Отто Магнуса фон Денхоффа.

Надгробная проповедь и связанная с ней торжественная речь, произнесенные в рамках погребальной церемонии Отто Магнуса, содержат целый ряд элементов, отражающих идеал дворянского образования[1054]. Остановиться именно на этом тексте меня заставила не подробность и четкость излагаемых в нем деталей, тем более что в данном случае автор как раз скорее ограничивается общими фразами. Напротив, этот случай интересен тем, что образовательная траектория покойного используется здесь именно в дидактических целях. Подобный подход встречается в проповедях довольно часто, но в данном случае он используется с особенным искусством и живостью.

В составленном Яблонским панегирике образовательная траектория героя отражает напряжение между, с одной стороны, тем, что герою было предначертано Провидением и предписано его социальным статусом, а с другой – его способностью соответствовать своему предназначению. Приступая к повествованию о воспитании покойного, Яблонский отмечает: