Читаем Язык в языке. Художественный дискурс и основания лингвоэстетики полностью

Искусство возникает не в ряду текстов системы «Я – ОН» или системы «Я – Я». Оно использует наличие обеих коммуникативных систем для осцилляции в поле структурного напряжения между ними. Эстетический эффект возникает в момент, когда код начинает использоваться как сообщение, а сообщение как код, когда текст переключается из одной системы коммуникации в другую, сохраняя в сознании аудитории связь с обеими [там же: 86]118.

В качестве примера автокоммуникации можно привести авторский перевод художественного текста. Проблема автоперевода позволяет по-новому посмотреть на саму теорию перевода, которая основывается на тезисе эквивалентности источника и перевода, а также на асимметрии в творческой свободе автора и переводчика. Переводчик, как правило, исключает в своем процессе собственную субъективность и стремится выразить субъективность другого. Случаи самоперевода примечательны тем, что в них переводчик является полноправным автором-демиургом. В переводе на иной язык писатель продолжает субъективироваться средствами другого языка. В связи с этим дихотомия source/target теряет актуальность, и на ее место становятся диалогические отношения между текстами-двойниками. Поэтому этот процесс можно назвать разновидностью автокоммуникации119.

По семиотической модели Лотмана, перевод текста может рассматриваться как коммуникация «Я – Он» (переводчик принимает сообщение от автора и создает текст от его лица). Автоперевод соответствует модели «Я – Я», в которой адресат и адресант совпадают – автор принимает сообщение от самого себя и транслирует его в другой знаковой системе от своего лица [там же]. В отличие от обычной коммуникации, в процессе автокоммуникации и автоперевода как ее разновидности изменению подвергается сама информация, что достигается за счет нового кода, задающего «сдвиг контекста». При этом, в полном согласии с лотмановской моделью, трансформация информации приводит к трансформации ее носителя («перестройка самого „Я“», в терминах Лотмана).

Итак, мы рассмотрели один из характернейших механизмов, специфичных для художественного дискурса в целом, и – как покажем далее – для экспериментально-поэтического в частности, относящийся к передаче знаков в процессе художественной коммуникации. Этот механизм обеспечивает реализацию эстетической функции в коммуникативном семиозисе. Автокоммуникативность как обратимость связи «адресат – код – сообщение» есть динамическое проявление рефлексивности в художественном дискурсе со стороны автора – отправителя – адресанта. С точки зрения В. И. Тюпы, ссылающегося на [Левин 1998], впрочем, в процесс автокоммуникации может включаться и адресат-читатель, в свою очередь устанавливая обратимый контакт между собой и сообщением-произведением:

Художественный текст – именно в качестве текста, а не произведения – вполне автокоммуникативен, однако предполагает и «возникновение автокоммуникации у реального читателя как отражение внутренне присущей тексту автокоммуникативности». Адекватность (коммуникативность, со-общаемость) художественного впечатления состоит в «резонансе» двух автокоммуникаций (читательской и авторской, рецептивной и креативной), в идентификации эстетических модальностей (любование, сострадание, осмеяние и т. п.) авторского текстопорождения и читательского смыслооткровения [Тюпа 2001: 37].

Не существует ли еще какой-либо обратной связи в коммуникативном процессе, не центрированной на субъекте? Такие связи – запускающие обратимое взаимодействие между кодом, каналом и сообщением как звеньями коммуникативной цепочки – обеспечивают феномены и процессы, по-разному именуемые с приставкой мета-, среди них ключевое понятие метаязыка.

<p><strong><emphasis>Автопоэтическая и метапоэтическая коммуникация в художественном дискурсе</emphasis></strong></p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология