·
чтобы убедиться в устойчивости (в период времени почти в 200 лет) этих форм, моделей системы.
Отметим также, что еще тот же И. Ужевич фиксировал в своей грамматике такой специфически украинский оборот со сказуемостным словом на -но и зависимым от него прямым дополнением («Прислано ми листа з Парижа»), который и в наше время украинские грамматисты рассматривают как одну из устойчивых синтаксических конструкций украинского языка, свидетельствующих об определенном, длительное время существующем стандарте системы.
Более динамично, соответственно развитию общественных идей, меняется идеологическое отношение к языку, его престижу, достоинствам и задачам. Тот же А.П. Павловский в этом вопросе был противоречив. С одной стороны, он писал в «Грамматике малороссийского наречия»:
«Нельзя сказать, чтоб у малороссиян не было сколько-нибудь слов и таких, которыми если бы не погнушалась самая риторика наша, то онѣ, при случае, могли бы придать ей немало важности, силы и хорошего изображения вещи»;
с другой же, – несколько наивно, без зла говорил:
«…почти повѣрить не можно, сколь легко на малороссийском нарѣчии изъяснять, особливо простоту и невежество, сколь естественно изображать страсти и сколь приятно шутить» (стр. 107).
К сожалению, эта мысль о языковых средствах изображения «невежества», о их будто бы особой присущности, свойственности украинскому языку, характерности для него не раз возносилась некоторыми лицами до «теоретического» уровня во времена как дореволюционные, так и новые.
Из подобного тенденциозного мнения некоторых людей вытекает: чем слово более архаическое, раритетное, грубое, тем более оно «украинское» (!). Этим людям не доступно понимание прогресса в языке, социальной силы, эстетики языка, который должен быть на уровне новейших достижений науки, техники, культуры и пр., отражает достижения других языков, с которыми надлежит ему находиться в постоянных контактах. Они ратуют об изоляции, обособленности, искусственности украинского языка – о чертах, которые дали бы им возможность «ловить рыбку в мутной воде», то есть строить свои демагогические измышления о его развитии.
Против подобных тенденций боролись классики украинского художественного слова, например Г. Квитка-Основьяненко, высказывавший в письмах к П.А. Плетневу свои заботы о том, чтобы украинский язык был способен передавать тонкие человеческие чувства, душевные движения, биение интеллектуального пульса[65]. Т.Г. Шевченко сторонился тех помещиков-«поэтов», которые лезли к нему с убогими «малороссийскими» стихами, когда он пребывал на Украине. Т.Г. Шевченко выработал стройную социально-эстетическую концепцию украинского литературного языка, языка – борца за правду и свободу, языка-глагола, жгущего сердца людей, языка красоты и силы, утешения и радости, очаровывающего и окрыляющего душу народа. Творчески восприняв «пушкинскую академию слова», зная большие достижения других языков, именно Т.Г. Шевченко своим творчеством и борьбой ввел украинский язык в круг самых развитых языков мира. Писатели – революционные демократы П. Грабовский, М. Коцюбинский, Леся Украинка, И. Франко и др., а позднее мастера слова советского периода уже на основе ленинского учения о социальной силе слова, на основе горьковских социально-эстетических принципов литературного языка дальше развивали и совершенствовали украинский язык в борьбе, в частности, против архаизаторских, упрощенческих тенденций. Это касалось не только содержания слова, термина, но и структуры языка, его грамматических форм, которые под пером мастеров слова, отображая факты и явления живого народного языка, совершенствовались, шлифовались в его системе. Творческие достижения предшествующего периода были активно восприняты украинским литературным языком в советское время, когда он получил все возможности для своего развития на новых путях – путях функционирования во всех сферах общественной жизни и быта.