Янтарный телескоп

— И мы должны делать столько пыли, чтобы им хватало, Уилл, и держать окно открытым…

Она дрожала. Он прижал её к себе, и она почувствовала себя совсем маленькой.

— И если мы всё это сделаем, — неровным голосом сказал он, — если правильно проживём свои жизни и так же правильно будем думать о них, нам будет что сказать гарпиям. Лира, нужно сказать об этом людям.

— Правдивые истории, да, — отозвалась она, — правдивые истории, которые гарпии хотят услышать в обмен. Да. И если люди проживут жизнь, а в конце им нечего будет рассказать, то они никогда не покинут мир мёртвых. Мы должны сказать им это, Уилл.

— Но только в одиночку…

— Да, — сказала она, — в одиночку.

И, услышав это слово, Уилл ощутил, что в глубине его души, как в океане, глубины которого что-то сотрясло, поднимается огромная волна ярости и отчаянья. Всю жизнь он был одинок, и теперь снова должен быть один и лишиться этого бесценного дара, едва его обретя. Он почувствовал, как волна нарастает, становится всё круче и уже закрывает собой небо. А потом гребень её дрогнул и обрушился; масса воды с силой целого океана ударила о скалистый берег того, что должно было быть.

И он почувствовал, что задыхается, дрожит и громко плачет с такими гневом и болью, каких не чувствовал никогда в жизни, а в его объятиях так же беспомощно дрожит Лира. Но волна исчерпала свою мощь, и вода отступила, обнажив бледные скалы. С судьбой спорить было невозможно; ни его отчаянье, ни отчаянье Лиры не изменили ничего ни на йоту.

Он не знал, сколько длилась его ярость. Но в конце концов ей пришлось уняться, и океан немного успокоился после сотрясения. Воды всё ещё волновались и, возможно, им никогда уже было не стать совсем спокойными, но первый мощный натиск миновал.

Обернувшись к ангелу, они увидели, что она всё поняла, и что ей так же горько, как и им. Но она была дальновиднее их — в лице её была и спокойная надежда.

С трудом проглотив комок в горле, Уилл сказал:

— Хорошо. Я покажу вам, как закрывать окна. Но для этого мне придётся открыть одно и создать ещё одного призрака. Я не знал о них, а то был бы осторожней.

— О призраках мы позаботимся, — сказала Ксафания.

Уилл взял нож и встал лицом к морю. К его удивлению, руки его почти не дрожали.

Он прорезал окно в свой мир, и перед ними открылась большая фабрика или химический завод: сложный трубопровод соединял здания с цистернами, на каждом углу сияли огни, а в воздух поднимались струи дыма.

— Странно, что ангелы не знают, как это делать, — сказал Уилл.

— Нож — изобретение человека.

— И вы закроете их все, — сказал Уилл. — Все, кроме окна в мир мёртвых.

— Да, обещаю. Но с одним условием, и вы его знаете.

— Да, знаем. И много надо закрыть окон?

— Тысячи. Есть ужасная бездна, сделанная бомбой, и большое окно, прорезанное лордом Азраилом в его мир. И то, и другое должны быть закрыты, и будут. Но есть и множество меньших проходов, глубоко под землёй, высоко в воздухе, появившихся по-другому.

— Барух и Балтамос говорили мне, что использовали такие проходы, чтобы путешествовать между мирами. Ангелы больше не смогут этого делать? Они тоже станут заперты в одном мире, как мы?

— Нет, мы можем путешествовать по-другому.

— А можем мы научиться так же? — спросила Лира.

— Да. Вы могли бы научиться, как научился отец Уилла. Для этого нужна способность, которую вы называете воображением. Но это не значит выдумывать. Это способ видения.

— Значит, это не настоящее путешествие, — сказала Лира. — Просто притворство…

— Нет, — сказала Ксафания. — Вовсе не притворство. Притворяться легко. А это трудный способ, но он намного вернее.

— И это как алетиометр? — сказал Уилл. — Всю жизнь надо учиться?

— Да, нужно долго тренироваться. Вы должны работать. А вы думали, что щёлкнете пальцами и получите это в подарок? То, что стоит обладания, стоит и трудов. Но у тебя есть друг, уже сделавший к этому первые шаги, который может помочь тебе.

Уилл понятия не имел, кто бы это мог быть, и был не в настроении спрашивать.

— Ясно, — вздохнув, ответил он. — А вас мы снова увидим? Когда мы вернёмся в свои миры, мы ещё будем говорить с ангелами?

— Я не знаю, — сказала Ксафания. — Но не стоит тратить время на ожидание.

— И я должен сломать нож, — сказала Уилл.

— Да.

Они говорили у открытого окна. На фабрике сияли огни, шла работа, крутились механизмы, смешивались химикалии, люди производили товары и зарабатывали себе на жизнь. Это был мир Уилла.

— Ну, я покажу вам, что делать, — сказал он.

Он научил ангела, как ему показывал Джакомо Парадизи, нащупывать края окна кончиками пальцев и защипывать вместе. Окно постепенно закрылось, и фабрика исчезла.

— А проходы, сделанные не ножом, — сказал Уилл, — нужно ли закрывать их все?

Ведь пыль-то уходит только через окна, которые сделаны ножом. Наверное, другие окна есть уже тысячи лет, а пыль всё ещё существует.

Ангел сказала: