Яковлев А. Сумерки

Еще пример. Существовала, к примеру, всеми обласкан­ная, не раз награжденная китобойная флотилия «Слава». Возглавлялась капитаном Соляником, Героем Социалистиче­ского Труда. Однажды «Комсомольская правда» опубликова­ла статью Аркадия Сахнина. В ней рассказывалось, что Фомин — секретарь райкома в Одессе, куда входила партий­ная организация флотилии, поднял вопрос о том, что на од­ном из китобойных судов творятся разного рода безобразия. Там работает нелегальная артель резчиков по кости. Делают безделушки из китового уса, красивые сувенирные изделия. Продают их в Австралии, Новой Зеландии и других замор­ских землях. На вырученные деньги покупают дорогие вещи — ковры и прочие ценности, которые везут на Укра­ину и в Москву, где все это куда-то исчезает. Кроме того, га­зета поведала о том, что труд резчиков является каторжным. Более того, один из косторезчиков покончил жизнь само­убийством.

Разразился скандал. Первый секретарь ЦК Украины Ше­лест обвинил газету в клевете, требовал официального рас­следования. Суслов поручил мне (я уже исполнял обязаннос­ти заведующего отделом пропаганды) организовать провер­ку. Выяснилось, что газета права, что все серьезные факты являются верными, о чем было доложено в ЦК. Записку вы­несли на рассмотрение Секретариата. Ко всеобщему удивле­нию, на заседание пришел сам Брежнев, что случилось впер­вые после того, как он стал генсеком. Он сел по правую руку от Суслова, который продолжал председательствовать. Об­суждение было закрытым. Сразу же сложилась какая-то тя­гостная атмосфера. Секретари ЦК выглядели хмуро, избега­ли смотреть на меня и главного редактора «Комсомолки» Юрия Воронова. Это был первоклассный спектакль, показы­вающий закоулки политических интриг в высшем эшелоне власти.

Суслов сказал, что не надо сейчас заслушивать редактора «Комсомольской правды» и руководителя отдела, поскольку они свою точку зрения изложили в статье и в записке. Он попросил Соляника рассказать о работе флотилии. Капитан говорил об успехах, о том, сколько прибыли добыто государ­ству, как самоотверженно работает в тяжелейших условиях команда. Началось обсуждение. Практически все выступав­шие защищали Соляника и разносили «Комсомолку». Упре­кали отдел пропаганды за то, что он якобы «потакает» га­зетам, снизил требовательность и т. д. Вспоминали статьи, не имеющие отношения к данному делу. Обычная практика. Я пытался что-то сказать, но Суслов слова мне не дал. Коро­че говоря, обсуждение сводилось к тому, что статья порочит видного человека в партии и государстве, что виноват вовсе не Соляник, а виноваты те, кто напечатал статью и поддер­живает ее.

Мы с главным редактором «Комсомольской правды» за­упокойно переглядывались, ясно было, что наши дела плохи, попали словно караси на горячую сковородку. Понимали, что Брежнев пришел не для того, чтобы хвалить газету. Соляник повеселел, начал жаловаться на то, что подобные статьи ос­лабляют дисциплину, снижают авторитет руководства. Пол­ный набор блудливых слов того времени.

Брежнев был хмур, слушал, наклонив голову. А выступаю­щие все время пытались уловить его настроение. Но тут сло­во взял Александр Шелепин. Он начал свою речь примерно так. «О чем мы говорим? Оклеветали и оскорбили Соляни­ка? Но ведь проводилась проверка. Давайте определимся. Ес­ли факты неверны, тогда давайте накажем главного редакто­ра и тех, кто поддержал газету. Если же факты верные, тогда о чем разговор?» Речь Шелепина была напористой, в ней яв­но прослушивался вызов другим секретарям ЦК, а как оказалось, — и Брежневу.

Все притаились. Видимо, не могли понять, что тут разыг­рывается. Это потом прояснилось, что игра была гораздо серьезнее, чем представлялось непосвященным. Брежнев промолчал, теперь все взоры обратились к Суслову — а что скажет он? Сначала Суслов произнес какие-то банальные слова об объективности, о необходимости беречь кадры. Ка­залось, что сейчас, как и все другие, обрушится и на газету, и на отдел пропаганды. Ничего подобного не произошло. В самом конце речи он произнес слова, которые я запомнил на всю жизнь.

— Правильно здесь все говорили, что нельзя Соляника ос­тавлять на этой работе (хотя никто об этом и слова не ска­зал). На флотилии вершатся плохие дела, один человек по­кончил жизнь самоубийством. Конечно, газета могла бы по­советоваться перед публикацией, но, судя по результатам проверки, там все изложено правильно.

На том и закончил свою речь. Спокойную и монотонную. Видимо, он знал о сути дела больше, чем все остальные. Мы с Вороновым повеселели, знали, что Суслов от своих слов не откажется. Секретари ЦК переглядывались, пытаясь понять, что произошло. Какие пружины сработали, чтобы так повер­нулось дело? Они явно попали впросак. А Брежнев так и просидел все заседание молча. Только в конце, когда все ста­ли расходиться, он остановил меня и редактора «Комсомол­ки», поднял голову и зло буркнул:

— А вы не подсвистывайте!