Яд Минувшего. Часть 1

- Опасность названной Залогом грозит везде и нигде. - Достославный тоже устал, они все на исходе сил, а ладони невидимые давят на плечи. - И опасность эту несет в себе Первородный. Блистательный должен многое выслушать, а сын отца моего - рассказать.

Друг любимого вздрогнул, провел рукой по лицу:

- Достославный Енниоль, прошу меня про стить. Я не думал увидеть вас здесь, в… талигой- ской одежде. Вы, наверное, устали. Отдохните, а потом я к вашим услугам.

- Юной Мэллит следует лечь. - Достославный из достославных подошел к камину и протянул руки к огню. - Десять дней назад она почувствовала себя дурно, а на четвертую ночь, считая от сегодняшней, открылась рана, но разговор о важном не может быть отложен.

- Нужен врач?! - Названный Робером снял серого зверька с плеча. - Сейчас он будет!

- Не рукам человеческим излечить эту слабость и закрыть эту рану. - Как же здесь, в доме многих коней, тепло и ясно. - И не жизни юной Мэллит грозит беда, а многим и многим… Подари сыну моего отца лас ночи, и ты узнаешь все.

Темные брови сошлись в одну черту:

- Хорошо, я отведу Мэллит в спальню и вернусь. Вино, хлеб и оливки к вашим услугам. Приказать разогреть мясо?

- Гостеприимство блистательного бесценно, но недостойный нуждается в долгой беседе, а не в горячей пище.

- Что ж, - белая прядь надо лбом Робера казалась струйкой дыма, - ваше дело. Эжен, пошли. Ты ведь опять стала Эженом?

- Недостойная помнит это имя. - Так решили они с любимым, но царственная раскрыла их нехитрый обман, и из юноши Эжена она вновь стала женщиной. Меланией. Имя сменить можно, сердце нет.

- Я тебя понесу! - Луна становится ближе, сквозь пепел пробивается огонь, дождь смывает серую пыль, камень становится камнем, а дерево - деревом. Стучит дождь, стучат копыта, стучат сердца ее и блистательного, но его ноша слишком тяжела.

- Недостойная пойдет сама. - Как больно уходить в пепельные сумерки. - У дочери моего отца хватит сил пересечь порог.

Бронзовые кони встряхнули гривами, метнулся и погас алый отблеск, свечи закружились, сливаясь в лунный диск.

- Как скажешь. - Руки разжимаются, тепло остается. Как хорошо, что она дошла, что она здесь. - Ты опять стала гоганни, почему?

- Недостойная расскажет все… все, что не скажет достославный из достославных…

Три черных окна и между ними картины. Первородные в алом укрощают коней, на стенах спит и видит битвы оружие. Внуки Кабиоховы гордятся чужими смертями и не узнают свою.

- Дювье. - Так зовут усталого воина, она запомнит. - Эжен останется у нас. Не надо его беспокоить и не надо о нем рассказывать.

- Не будем, Монсеньор. - Названный Дювье улыбнулся. Он был готов умереть, чтобы Робер жил. - Господин Эжен ужинать будут?

- Сейчас узнаем. - Какой тревожный взгляд, а голос спокойный, как летние облака. - Ты голоден?

- Да. - Она ответила прежде, чем подумала. Она была голодна и хотела спать, сердце ее болело, и она помнила все. Черных зверей, тянущих когтистые лапы из мертвой ары, неподвижное мертвое лицо, охапку золотых роз на полу, звезды над Сакаци и улыбку любимого.

3

Енниоль постарел и похудел. Без желтых одежд и бороды он казался то ли удалившимся от дел лекарем, то ли книжником, только глаза смотрели жестко и мудро, но врачи часто так смотрят. Робер передвинул кресла к камину и запер дверь. Не от врагов и не от слуг, а от себя.

- Прошу достославного, то есть пусть достославный Енниоль сядет. - Он будет говорить о делах, он должен говорить о делах. Гоган улыбнулся:

- Блистательный может называть сына моего отца Жеромом из Рафиано, лекарем и астрологом. Чем меньше наши беседы напомнят об оставленном в Агарисе, тем лучше для нас и хуже для подслушивающих и подглядывающих.

- Хорошо, - согласился Иноходец. - Я должен говорить «вы» и называть по имени, то есть по новому имени?

- Так лучше, - подтвердил Енниоль. - Правнуки Кабиоховы не вступают в земли внуков Его. Те, кто не любят меня, узнав о деле моем и о том, что надевал я подрубленные одежды и брил лицо, встанут между мной и народом моим. Сыну отца моего не так долго осталось глотать пыль дорог, и не страшна мне хула неразумных, но навис камень над домом нашим, и не время искать покоя.

- Достославный Жер…

- Нет достославных в пределах вотчины внуков Его. - Слова были злыми, а глаза усталыми. Как же они все устали!

- Простите… Господин Жером, хотите вина или плохого шадди?

- Зачем отказываться от того, что предложено? - Черно-седая бровь поползла вверх. - Вино - не пища, оно обостряет ум и располагает к откровенности. Жером из Рафиано с радостью примет чашу из рук герцога Эпинэ.

Енниоль продолжает верить. Трое у оврага тоже верили. И старший, с родимым пятном, так и не назвавший имени, и мальчишка с глазами Мэллит, и сама Мэллит… Лэйе Астрапэ, ну зачем она здесь?!

- Послушайте, Енниоль, - рука сама легла на браслет, - я должен сказать… Должен признаться… Мы убили ваших гонцов.

- О чем говорит сын твоего отца? - Енниоль казался растерянным. - Слово мое слишком тай но, чтоб вложить его в чужие уста. Не было послан ных к твоему порогу до этого часа.