Яд и Меч

Старейшина заложил руки с письмом за спину и стал мерять комнату энергичными шагами.

— До Элегиара дорога займет полтора месяца. Неизвестно, сколько мы пробудем там с учителем. Итого, я буду отсутствовать минимум сезон, матушка. Графство останется без управления очень долго!

— Ты решил основную проблему Ноэля с Левиафаном, мой любимый сын. А уж ярмарку они как-нибудь проведут и без нас, — глаза женщины смеялись. — Я не для того создала Плениумы в городах, чтобы потом следить за каждым их шагом и бояться покинуть Ноэль. Справятся.

Юлиан молчал.

— Либо, если ты отказываешься, езжай со мной к Амелотте — она будет рада видеть нас обоих. А затем отправимся на суд Лагота.

Это поставило жирную точку в лишь зарождающемся споре. Граф невольно поморщился от упоминания о герцогине Лоракко. Та навещала свою давнюю подругу десять лет назад и капризностью, напыщенностью и снобизмом утомила весь особняк. Ехать к этой высокомерной особе Юлиан не желал. К тому же, вероятно суд для Лагота обернется не в его пользу, а граф, при всем неодобрении его поступков, не хотел голосовать против товарища и видеть его смерть.

Вицеллий с любопытством поглядывал то на Юлиана, то на Мариэльд. В конце концов, молодой северянин вспомнил обо всех чудесных рассказах про Золотой Город. И кивнул. Искушение стало так велико, что он не смог не согласиться.

— Я постараюсь как можно быстрее вернуться, матушка.

— Возвращайся, как захочешь, сын. После суда мы с Амелоттой поедем в Лоракко, где я пробуду с год-два, а потом герцогиня Моренн возжелала побыть уже моей гостьей с пару лет.

На лицо мужчины вновь набежала тень. Этого еще не хватало! Спроси Юлиана, кто, по его мнению, одна из самых неприятных личностей в его жизни, он бы без сомнений ткнул пальцем в герцогиню, сразу же после Белого Ворона. Как матушка терпела Амелотту, да к тому же и умудрялась весьма тепло общаться — граф не понимал.

— Я знаю, что ты жаждешь попасть на Юг, Юлиан, — с уверенностью в голосе произнесла Мариэльд. — В свое время, перед тем, как осесть в Ноэле, я проехала весь Север вдоль и поперек. За исключением, разве что, Филонеллона. Я хочу, чтобы ты тоже увидел мир, и не по книгам в библиотеке.

— Тогда я возьму золото с расчетом на несколько лет проживания.

— Возьми больше.

— Я не думаю, что задержусь там дольше, чем на год-два.

— А потом будешь жалеть. Я еще раз повторяю тебе, сын мой любимый и единственный, возвращайся, когда пожелаешь. Пять лет, десять… Двадцать… Полвека…

Юлиан хмыкнул и тихо рассмеялся от сказанного.

— Хорошо! — с веселой улыбкой сказал граф, затем посмотрел в сторону внимательного старика. — Когда вы хотите отправиться, учитель?

— Да хоть завтра, моя поклажа невелика. Но, если у тебя есть незаконченные дела, конечно же, мы выждем, сколько потребуется.

— На удивление нет.

Весь оставшийся день слуги провели в хаотичном движении, без устали пихаясь локтями и сталкиваясь друг с другом. Госпожа Лилле Адан возжелала отбыть к своей давней знакомой как можно скорее, а потому даже после захода солнца Кьенс не переставал орать на слуг, хотя услышать и одно слово от майордома уже было чудом. Периодически мальчонка лет четырех подбегал к отцу, но Кьенс, который уже десять лет исполнял обязанности Майордома особняка, даже не взглянул на сына. А один раз, не желая прерываться ни на минуту от контроля за сборами, он залепил настырному ребенку пощечину.

Когда луна обелила тусклым светом гладь бухты, Юлиан лежал в обнимку с Фийей в постели. Сквозь распахнутую на балкон дверь доносились прикрикивания уже охрипшего Кьенса, а свежий феллский ветер врывался под балдахин кровати и заставлял разгоряченную Фийю натягивать одеяло к самому носу. Лапистая и мохнатая ветка сосны скребла по стеклу.

— Тео Юлиан, — спросила шепотом, вглядываясь в бледное лицо мужчины, служанка. — А почему мы так быстро уезжаем?

— Меня не держат здесь важные дела.

Юлиан посмотрел на беззаботное личико айорки, ее наивно хлопающие глаза, которые видели в графе цель и смысл всей жизни. А затем, скрепя сердце, Старейшина тихонько сказал.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь, Фийя.

В комнате повисла тишина. Служанка ничего не ответила, потому что просто не смогла. Ее и так едва расширенные от удивления этим миром глаза распахнулись еще шире. Тому, что сказал ее господин, женщина не поверила. Такое невозможно.

— Но… тео Юлиан. Что вы такое говорите… Я не понимаю.

— Ты не поедешь со мной, Фийя. Я возьму с собой Естедаса, а ты останешься в особняке.

Белые руки женщины задрожали, она достала их из-под одеяла и трясущимися пальцами погладила Юлиана по овалу лица. По щекам на серое постельное белье потекли слезы, но Фийя молчала, лишь сделалась словно еще меньше да потеряннее.

— Тео Юлиан… Неужели я… Я Вас больше не устраиваю? — всхлипывания стали настойчивее, громче, и, в конце концов, женщина громко разрыдалась. — Я… для Вас… старая?