– Мы в войне уже победили, – поясняет он окружающим, и в первую очередь иностранцам. – Хотелось бы услышать более мирный вариант.
– Пожалуйста, – вежливо отвечаю я и делаю вид, что на секунду задумываюсь.
На меня смотрят круглыми глазами – неужели это действительно так легко?
– Очень… очень… – Фурцева пытается подобрать слова, – точно получилось! И ярко. Ну, хорошо. А… – тут министр мнется, потом решается: – «Нас вырастил Сталин – на верность народу»?
Хрущев ненавидит Сталина. И дело не в XX съезде и разоблачении культа личности. Все это стало лишь финальным этапом сведения счетов. Сталин приказал расстрелять старшего сына Никиты – Леонида. Тот в Великую Отечественную войну служил пилотом и сел на вынужденную в финском тылу. Разумеется, был схвачен и помещен в концлагерь. Там его склонили к сотрудничеству. Но, в отличие от сына Сталина – Якова, – парня сумел выкрасть и доставить в Союз НКВД. Сталину доложили, что Леонид не сел на вынужденную, а дезертировал. Коба отдал приказ о расстреле. Хрущев валялся в ногах вождя народов, пытался вымолить родную кровь, но впустую. Сталин лишь сказал: «Своего сына не пощадил, а твоего тем более». Стоит ли удивляться, что Хрущев искренне ненавидел усатого вождя и, как только тот умер, почти сразу начал сводить с ним счеты. Выкинул тело из Мавзолея, устроил XX съезд…
Все эти мысли мгновенно промелькнули у меня в голове. Вокруг собирается уже прилично людей, все ждут. Стоит полная тишина.
– Это тоже не трудно изменить, – я пожимаю плечами. – Может быть, так?
– Екатерина Алексеевна, – Брежнев, обращаясь к Фурцевой, разводит руками. – Это же отлично звучит!
– Согласна. Но Никита Сергеевич еще и про «подлых захватчиков» просил поменять. – Министр поворачивается к иностранцам, поясняя для них: – В 55-м году мы уже объявляли негласный конкурс на гимн, но дело так ничем и не закончилось.
– Про подлых захватчиков можно переделать следующим образом, – вмешиваюсь я в ее объяснения.
– Мне очень нравится! – первая откликается Светлана. – И про красное знамя Леша к месту упомянул.
– Молодец! – хлопает меня по плечу Брежнев, жмет руку. – Напечатай новый текст гимна и пришли его на мое имя к нам в ЦК. Думаю, Екатерина Алексеевна не будет против. И если Никите Сергеевичу понравятся слова и их утвердят – за нами не заржавеет. Полезное дело, Русин, сделаем.
Ага, фамилию мою уже запомнил. Первый шаг есть.
– Можно будет прочитать новые слова в нашем Советском патриотическом клубе? – закидываю я удочку. Надо еще все согласовать с Михалковым, но как это сделать – я пока представляю слабо.
– Что за клуб такой?
– Объединение молодых поэтов. Называется «Метеорит».
– Почему бы и нет? – пожимает плечами Брежнев. – Я, может, и сам к вам как-нибудь загляну, послушаю стихи. Позовете в гости?
– Конечно, Леонид Ильич!
Вот так просто и без затей происходит легализация клуба. После того как Фурцева-старшая ушла провожать Брежнева, со мной резко захотели познакомиться все окружающие. Послы, атташе, советские чиновники… Кто только не подходил с теплыми словами. Поступило даже два приглашения на дипломатические рауты. От боливийского посла и, да, от Блэка. Последний был очень настойчив. Пришлось согласиться. Благо в «семерке» меня теперь знают и хватать на выходе из американского посольства, надеюсь, будут аккуратно. Бок-то еще болит!
Следующая пара дней проходит в лихорадочной работе. Надо ковать железо – пока горячо. Я печатаю слова гимна, а заодно и устав СПК «Метеорит». После редакции приезжаю в министерство культуры. Пускать меня не хотят, но звонок в приемную Фурцевой с проходной решает вопрос. Секретарь уже в курсе всей истории, и я попадаю к министру на прием. Пока жду, слышу шепот двух мужчин министерского вида, сидящих на соседних стульях. «…Овощи тоже мясо…» Один из мужчин еле сдерживает смех. Краснеет, вытирает глаза платком. Ясно. Анекдот про «овощей из ЦК» пошел в массы. Отлично!
Наконец меня пропускают в кабинет Фурцевой. Выглядит он очень по-женски. Красивые красные шторы, цветы, несколько картин на стенах.
Отдаю бумаги, жду, пока «Екатерина Великая» все просмотрит и поставит визу в правом углу.