Я спас СССР. Том I

Их-то как раз с ней я и не обсуждал. Очень сомневаюсь, что она теперь захочет вписываться в эту историю. А значит, что? Надо развивать отношения со Светой. Дочери точно не откажет.

– Поможет, – я тяжело вздыхаю. – Знакомство прошло на высшем уровне. Даже с Брежневым поручкались. Хочет взглянуть на наш клуб.

– Да… – Коган растерянно протирает очки. – Все как-то очень серьезно завертелось. У тебя есть какой-то план?

– Лева, у меня всегда есть план. Даже два, – говорю уверенным тоном. – Основной и запасной.

– И какой же запасной? – интересуется Кузнецов.

– Покупаем билеты на морской круиз Одесса – Бомбей. На шесть человек.

– Почему на шесть? – удивляется Лева.

– Потому что с нами плывут Вика, Юля и… специальный приз для тебя… Лена. Я договорюсь.

Мы улыбаемся.

– Рядом с Мальдивскими островами, ночью, спускаем спасательную шлюпку и уплываем. Живем на райском острове, плаваем и ныряем с черепахами и скатами, едим авокадо и манго, ведем жизнь робинзонов.

– Вчерне годится, – смеется Димон. Коган ему вторит.

– Я, кстати, Юльку уже того, почти отбил у мгимошника. – Кузнецов смотрит на Леву. – Организуешь мне комнату Лебинзона?

– Зачем тебе аспирантская однушка в общаге? – удивляюсь я, обвожу руками гостиную. – Приводи прямо сюда!

Коган согласно кивает, Дима счастливо улыбается.

– Спасибо, парни! За мной не заржавеет.

* * *

Регистрация пьес в ВААПе проходит ровно – мы попадаем к разным специалистам в литературном отделе, и «лениниана» не вызывает подозрений. Встреча с «метеоритами» также оставляет позитивные впечатления. В четверг вечером мы собираем молодежь в Абабурова на шашлык. Лева достает на Дорогомиловском рынке отличную свинину, Димон покупает овощи и картошку. Мне же остается только показать класс, грамотно замариновав мясо. Удается организовать и музон – из «конспиративной» квартиры привожу на дачу «Грюндиг», врубаю твист фоном к встрече. Не очень патриотично, зато бодро и весело. Встреча больше походит на вечеринку. Приходят Вика с Юлей, а также три новые девчонки-первокурсницы. Вокруг них сразу начинается круговорот парней-«метеоритов». Мою речь о правилах клуба и экзамене слушают вполуха – всем хочется танцевать.

– А мне можно значок? – Вика мило краснеет, разглядывая блестящую комету у меня на груди.

– Где мои мозги?! – Я достаю из кармана метеорит, цепляю его на блузку девушки. – Носи на здоровье, любовь моя!

Принятие в клуб сопровождается нежным поцелуем на виду у всех. Ребята даже перестают танцевать, разглядывая нашу пару. Потом взрываются одобрительными криками.

Шашлык уже готов, начинаю раскладывать по тарелкам. Их я тоже привез с Таганки, как и столовые приборы. Мясо получилось – объедение! Сочное, тающее во рту, с хрустящей корочкой.

– Русин, да ты хорошим мужем будешь! – опять провоцирует Юленька.

– Все места заняты, – смеется Вика в ответ, показывая язык.

Вечер заканчивается чтением стихов у костра на улице. Поэзия «метеоритов» по большей части ужасна. Рифмы а-ля «любовь – морковь» и «пакля – шмакля», отсутствие хоть каких-нибудь идей. Впрочем, это не страшно и поправимо. Главное, что у ребят глаза горят.

4 июня 1964 года, четверг

Москва, Кремль

Собирались молча. По очереди поднялись лифтом наверх. Прошли через небольшой сквозной зал-приемную, полный людей. Открыли дверь в главный кабинет страны. Здесь Сталин когда-то вершил судьбы мира и страны, а теперь проходили заседания Президиума.

Справа высокие окна, выходящие на Красную площадь, полностью закрытые тяжелыми шторами из белого плотного шелка. Слева в углу – большой письменный стол. На нем чернильный прибор, книги, бумаги, пачка отточенных черных карандашей. Несколько пепельниц и графинов с водой.

Все вошли в кабинет, начали рассаживаться за столом заседаний. Председательское кресло занял мрачный Хрущев. Загоревший Никита Сергеевич единственный был одет в черные брюки, украинскую косоворотку, поверх которой накинут легкий светлый пиджак. Все остальные члены Президиума были в официальных темных костюмах и галстуках.

Рассаживались по негласному ранжиру. Справа от Хрущева сел Анастас Микоян, сразу положил перед собой на стол стопку бумаги и несколько карандашей. Место слева занял Геннадий Воронов. Этот вытащил из портфеля английскую газету Evening Standard с отчеркнутым красным статьей. Рядом лег машинописный перевод. Подгорный и Полянский сели рядом, начали перешептываться. Отдельной группой за столом разместились Брежнев, Суслов, Кириленко и Шверник.

– Где у нас Косыгин? – спросил Хрущев, адресуясь к Брежневу.

– В командировке в Чехословакии. – Леонид Ильич посмотрел на пару Подгорный – Полянский. Те ему незаметно кивнули.

Массивные напольные часы тихонько пробили четыре часа дня.

– А Фрол Романович?

– Товарищ Козлов все еще в больнице, Никита Сергеевич. – Брежнев тяжело вздохнул. – Врачи не говорят ничего определенного.

– Кто будет докладывать? – Хрущев посмотрел на Микояна. – Анастас, может, ты?

Единственный армянин в Президиуме кивнул и вопросительно посмотрел на Воронова. Тот молча подвинул к Микояну газету с переводом.