Я спас СССР. Том I

– Товарищи! Внеочередное заседание Президиума посвящено скандалу, который принимает формы международного. Мы уже получили телеграммы и звонки от правительств Израиля, Франции, Англии…

– Да плевать на этих евреев, – взрывается Хрущев. – Какой пидорас в Комитете додумался скрывать военных преступников?! Семичастный? Эта журналистка Стюарт лично его обвиняет!

– Никита Сергеевич, – рассудительно произнес Воронов. – А есть ли вообще эти пособники фашистов?

– И правда, выдумали все западные журналисты, – поддержал Брежнев. – Им не впервой. Лишь бы очернить Владимира Ефимовича.

– Англичанка гадит, – согласился Подгорный. Взял в руку сигарету, помял. Но закурить не осмелился – первый секретарь не терпел рядом с собой табачного дыма.

– Есть пособники. Есть. Я послал главу своей охраны полковника Литовченко проверить информацию по Юхновскому – Лютому. Он был на Грановского, час назад отзвонился. – Хрущев покраснел, зло ударил кулаком по столу. – Сука какая, прятался у нас под самым носом. Все правда в статье – и член КПСС он, и на митингах выступает… Литовченко опознал его по фотографии из архивов, аккуратно порасспрашивал соседей.

– Надо брать, – вздохнул Воронов. – Остальных тоже. Ох, буза будет…

– А кто брать будет? – первый секретарь ЦК резко повернулся влево. – Ты? Или он?

Хрущев ткнул указательным пальцем в Брежнева.

– Комитет, наверное, – растерянно произнес Воронов.

– А почему раньше не взял? Где там Семичастный?

– В приемной ждет. – Микоян написал фамилию председателя КГБ на листке, обвел ее кружком и поставил знак вопроса. Потом еще один.

– Надо бы провести расследование, – осторожно произнес Брежнев. – Но мы не должны ставить под сомнение верность Владимира Ефимовича делу партии.

– А Пеньковский? – завелся Микоян. – Тоже был верным делу партии, клеймо ставить некуда!

Заседание Президиума тут же превратилось в обыкновенную свару. Соратники начали припоминать друг другу старые грехи, переругиваться.

– Тихо! – Хрущев еще раз стукнул кулаком по столу. – Вы не бабы на рынке. Значица так. Семичастного на время следствия от должности отстранить. Расследование проведет товарищ Микоян. Анастас, ты не против?

Дождавшись кивка Микояна, Хрущев продолжил:

– Голосовать будем? Вижу, все за. Анастас, езжай прямо сейчас на Лубянку. Можешь использовать людей полковника Литовченко. Завтра мне доложи все подробно. Кто журналистку курировал от ВГУ, были ли контакты с Семичастным…

– Подождите. А кого вместо Владимира назначить врио Председателя на период расследования? – поинтересовался Микоян. – Я соберу заодно коллегию на Лубянке.

Хрущев обвел взглядом присутствующих. Члены Президиума уткнулись носом в стол, делая вид, что записывают. Один лишь Брежнев упрямо смотрел на первого секретаря.

– Надо назначать одного из замов, – Леонид Ильич постучал ручкой по зеленой скатерти, – генерал-лейтенантов Захарова или Банникова.

– Сергей Георгиевич у нас возглавлял ВГУ, контрразведчик, – проговорил Хрущев задумчиво. – Захаров руководил «девяткой», охраной первых лиц государства… ВГУ с журналисткой обосралось, пусть будет Захаров. А замом к нему этого, из третьего главка… Мезенцева!

И вот еще что. Надо поручить ПГУ узнать все про эту Глорию Стюарт. Пять лет она прожила в Союзе, какая-то наша сволочь ведь передала ей данные по преступникам?! Пусть землю роют – но узнают. В Англии теперь будет тяжелее с ней работать, но возможности все равно есть. Пусть хотя бы достанут этот список из двадцати двух фамилий.

– А что с этими фашистами делать? – осторожно поинтересовался Брежнев, кивнув на газету. – Ну, которые упомянуты в статье. Сейчас голоса начнут визжать – а вдруг они слушают? Сбегут.

– Не дурнее тебя, Леня, – устало усмехнулся Хрущев. – Я уже позвонил Тикунову. Сегодня МООП их всех возьмет. Операции уже готовятся. Ну что, все? Зовите Семичастного, послушаем его.

* * *

В конце недели я постепенно начинаю возвращаться к привычной активной жизни. Сначала осторожно встречаюсь с Диком Флетчером – главой московского корпункта Evening Standard. Его явно пасет «семерка», даже не скрывается. Что называется, «в открытую». Видимо, намекают, что теперь он тут фигура нежелательная. Я дожидаюсь его в подъезде по адресу, который мне дала Глория. Сначала он сильно пугается, бледнеет. Но тут же берет себя в руки. Я просто молча протягиваю ему конверт.

Дик изучает содержимое, также молча мне кивает. Так и не сказав друг другу ни слова, мы расходимся. Один из «семерочников» по инструкции увязывается за мной, но я, надвинув глубоко кепку, с большим трудом стряхиваю его с хвоста в метро. Чувствую при этом себя эдаким вирусом, который организм страны отторгает своим иммунитетом. Ведь комитетские топтуны – это почти лейкоциты.

И сразу еду на выступление. Оля уже не может откладывать мои творческие вечера – читаю стихи в МИСИ, в 1-м Меде. Проходит несколько дебютов по предприятиям. В том числе на ЗИЛе. Где работает… да, мой отец.

Нахожу его всклокоченную шевелюру в толпе после своего выступления. Оно происходит в пересменок, прямо на территории цеха. Подхожу, знакомлюсь.