Я отвернулась

— У меня скоро будет свое жилье, — быстро откликаюсь я. Если я стану повторять это достаточно часто, то, возможно, и сама поверю.

— Конечно. Просто требуется время, не так ли? — Он аккуратно складывает мелки в коробку, как будто каждый из них — нечто драгоценное, и вскидывает рюкзак на плечи. — Тогда пошли.

13.35. 17 августа 1984 года

Майкл скачет на месте и тянет меня за руку:

— А мы можем пойти в сад? Я взял с собой теннисный мяч! Смотрите!

Он прятал его в кармане. Это один из моих. Наверно, стащил его из моей комнаты.

Это несправедливо. Я просто хочу побыть наедине с Питером и рассказать ему все о своей ужасной мачехе.

— Отличная идея! — Питер берет Майкла за другую руку.

Что он такое говорит? Я думала — он раздражен, как и я, что придется нянчиться с Майклом.

— Я состою в школьной команде по крикету, — продолжает Питер. — Все в порядке, сэр?

Этот последний вопрос — да так вежливо! — адресован уже моему отцу, который только что вошел в дом, припарковав автомобиль. Он выглядит рассеянно, словно высматривает Шейлу в толпе нарядно одетых, оживленно болтающих, звенящих бокалами гостей. А вот и она! Стоит с каким-то мужчиной с противоположной стороны комнаты и притворно смеется. Отец тоже ее замечает.

— Да, — говорит он нам через плечо. — Только оставайтесь за домом и держитесь подальше от машин — они до сих пор подъезжают, поняли?

— Пойдем, — шепчет мне Питер. — Если мы выйдем на улицу с твоим братом, то сможем найти какое-никакое уединение.

Глава 37 Элли

Несмотря на то что решила остаться в учебной подгруппе Роджера, от него я стала держаться на расстоянии. Тем не менее чувствовала некоторое пугающее влечение. Словно во мне жили одновременно две личности: первая чувствовала себя особенной, когда он хвалил мои «проницательные сочинения», а вторая желала его оттолкнуть из-за слухов, что он женат.

Однако я заметила, что он не носит обручального кольца.

Бо́льшую часть первого года я неустанно трудилась над учебой. Моя соседка по комнате отчаялась меня куда-то вытащить.

— Почему бы тебе не пойти на бал в студенческий клуб? — спросила она как-то. — Ты могла бы найти себе парня, — добавила она, явно надеясь сделать это сама.

— Мне не нравятся такие развлечения, — пробормотала я.

— Ты там никогда не была — откуда знать, пока не попробуешь? Пойдем. Там будет весело! Давай я хотя бы научу тебя подводить глаза. Ты не узнаешь свое лицо!

Так и вышло. Но когда в зеркале отразилась новая взрослая я, мне показалось, что там мелькнула моя мачеха, которая всегда носила обильный макияж.

«Какое ты имеешь право, — почти услышала я ее голос, — прихорашиваться после того, что со мной сделала?»

— Как это смыть? — спросила я, все больше паникуя.

— Да не волнуйся ты так! На, протри глаза вот этим. — Соседка покачала головой: — Ох и странная ты, Элли.

А то я без нее не знала.

И все же в тот вечер я не смогла удержаться, чтобы не постоять у входа в клуб, слушая музыку, от которой дрожал пол, пока все танцевали внутри. Если бы все сложилось по-другому — я бы могла стать одной из них. Свободной, счастливой и умеющей веселиться.

Я осталась в Рединге после окончания летнего семестра. Разве у меня был выбор? Из Хайбриджа меня выпустили без официальной поддержки. У меня не было родных, к которым я могла бы отправиться. В общежитии имелось некоторое количество комнат для иностранных студентов, которые не ездили домой. Я была единственной англичанкой среди них. Всех остальных ждали семьи. Хорошо, что по крайней мере деньги не являлись проблемой. Начиная с моего восемнадцатого дня рождения, я каждый месяц получала выплату из трастового фонда, созданного для меня дедушкой, — гораздо больше, чем мне требовалось.