Я отвернулась

У меня побежали мурашки по телу. При поступлении в университет я добилась официальной смены фамилии. Боялась, что кто-то узнает ее по газетам. Корнелиус отговаривал меня от этого решения, убеждая, что частью процесса моего выздоровления является «признание» того, что произошло. Но к тому времени мне уже исполнилось восемнадцать, и я имела право сделать, как хотела. Мэри Энн Эванс было тридцать семь, когда она взяла псевдоним Джордж Элиот.

— Хорошо, — сказала я, собирая свои книги.

Обычно после занятий я шла прямиком в библиотеку, но разговор так сильно растревожил меня, что я села на автобус до города Рединг. Для меня все еще была в новинку возможность поехать куда-то. В прошлом году в Хайбридже тем из нас, кто готовился покинуть его стены, разрешали самостоятельно посещать местный городок. Но он был гораздо меньше Рединга, и теперь, направляясь к торговому центру, я растерялась. Почувствовала себя подавленной. Испуганной. Какая-то женщина сердито зыркнула на меня за то, что я наступила ей на ногу. Ее злые глаза напомнили мне Шейлу. Ее руку, взметнувшуюся к моему лицу в тот последний день…

Дрожа всем телом, я зашла в маленькую кофейню, где сосредоточилась на своем дыхании — используя технику, которой обучила меня Джулия. «Вдохни животом. Задержи дыхание на семь секунд. Выдыхай часть воздуха в течение двух. Задержи еще на пять. Выдохни остаток».

У меня все получалось прекрасно, пока мой взгляд не упал на номер «Дэйли мэйл», вероятно оставленный на столе предыдущим посетителем.

Заголовок бросился мне в глаза. «Семья погибла в ужасной катастрофе по вине пьяного водителя-подростка».

Во рту появился горький привкус желчи. Я оттолкнула газету подальше. Но жертвы все еще улыбались с фотографий — уже в моей голове. Я поднялась, чтобы уйти — к счастью, не успела ничего заказать, — но, как только встала, заметила знакомую фигуру, входящую в кофейню. Я опустила голову в надежде, что Роджер меня не заметит, но было слишком поздно.

— О, Элли! — тепло удивился он. — Вторая встреча за день. Какая радость!

Я решила, что он просто из вежливости. В те дни я ничего не знала о флирте.

— Вы ведь не уходите, правда? Мне бы не помешала компания. — Он легко коснулся моего плеча. Этот физический жест застал меня врасплох, и я отступила на шаг. — Не желаете ли выпить со мной кофе?

— Извините, — сказала я, возвращаясь мыслями к газете. — Мне нужно подышать свежим воздухом.

— Вы выглядите слегка изможденной. Хорошо себя чувствуете? Давайте я вас выведу отсюда.

Он предложил немного прогуляться вдоль реки. Я смотрела прямо перед собой на тропу-бечевник, не зная, что сказать.

Я ожидала, что Роджер заговорит о работе. Возможно, он желал бы обсудить творчество Джорджа Элиота. Но вместо этого он поинтересовался, нравится ли мне в Рединге и много ли у меня друзей в университете.

От таких личных вопросов я почувствовала себя неловко. Допустима ли подобная фамильярность? Но это же университет, напомнила я себе. Реальный мир, в котором я признана взрослой. И все же, когда наши руки случайно соприкоснулись, я снова отодвинулась от него, как и раньше. Если он и обиделся, то не подал виду.

Мы поговорили об Оксфорде, где он сперва был студентом, а потом остался в магистратуре и докторантуре.

— Это была привилегированная жизнь, — сказал он. — А я не такого происхождения, чтобы обедать в старинных залах и заставлять скаутов — так там называют уборщиков — прибираться в моей комнате каждый день.

Я вспомнила Хайбридж с его готическими башенками и персоналом, который убирал за нами. Роджер кинул на меня взгляд.

— А вы мне что-нибудь о себе расскажете?

Я выложила ему ту же подчищенную версию правды, что и соседке по комнате.

— Моя мать умерла молодой, и меня отправили в школу-интернат.

— Вот как? — Роджер удивленно поднял брови. Они были густыми и черными. Мужественными. Он немного напоминал моего отца. — Вам там нравилось?

— Там я научилась быть независимой, — ответила я совершенно честно.

— А ваш отец женился снова?

Мои руки сжались в кулаки.

— Его больше нет рядом со мной, — сказала я.

Это было не то, о чем он спросил, однако, похоже, сработало.

— О, я сочувствую…

— Не стоит, — быстро перебила я. — В этом нет необходимости.

Он попытался продолжить светскую беседу, но на все вопросы я отвечала односложно, только «да» или «нет», как вела себя с Корнелиусом, когда впервые с ним встретилась. Я ошиблась, согласившись на эту прогулку, твердила я себе. Чем скорее я сбегу, тем лучше.

— Послушайте, пожалуйста. — Он положил ладонь на мое плечо. Я отступила на шаг. Он прикусил губу. На секунду он стал похож на маленького ребенка. — Я не хотел совать нос не в свое дело. Я спросил только потому, что моя собственная мать умерла, когда мне было одиннадцать, и мой отец снова женился. Мачеха ревновала к его прошлому, и я покинул дом сразу, как только смог.

Я его недооценила. А я ведь всегда ненавидела, когда люди недооценивали меня, верно? Я тут же почувствовала угрызения совести.

— Простите, — сказала я.

Он пожал плечами.