Я отвернулась

— Ну ладно, давай, — говорю я. Он передает косяк, и мы затягиваемся по очереди.

Какое-то время мы сидим, погруженные в мысли, а затем он снова нарушает молчание.

— Когда я в пути, то свободен как ветер, — говорит он внезапно. — И выбранный путь самый лучший на свете.

— Ты опять говоришь стихами.

Он ухмыляется:

— Я люблю стихи. Мне некуда их записывать, так что все держу в голове. Хочешь знать еще кое-что?

Он начинает рассказывать еще до того, как я говорю «да».

— Когда я жил дома, моим лучшим другом был мышонок. — Он поворачивает лицо ко мне. — Это правда. А потом мама решила купить ловушку. — Его взгляд на секунду смягчается. — Я до сих пор скучаю по Пискуну. Так я его называл.

— Печальная история.

— Нет, все закончилось хорошо! — Глаза парнишки сверкают. — Я поймал Пискуна раньше и отпустил на свободу. Я написал об этом поэму. Но оставил ее дома.

Я снова затягиваюсь.

— А как ты подбираешь рифмы? — спрашиваю я. Мне не хватает духу сказать ему об этом, но на мой взгляд, стихи откровенно детские.

Он пожимает плечами, как бы показывая, что для него это дело пустяковое.

— Я сперва думаю о чем-то, что меня радует или злит. Потом нахожу для этого верное слово. А дальше перебираю по алфавиту сходно звучащие слова. Например, если я думаю «мышь», то подставляю «кыш», «спишь», «тишь» и так далее, пока не найду что-то подходящее.

Я хихикаю. От травы у меня слегка кружится голова.

— Вроде как: «Кыш, мышь, почему не спишь, нарушаешь тишь?»

— Типа того, да, но вот это звучит как полная чушь, если тебе интересно мое мнение.

— Да пошел ты. Поэта всякий может обидеть.

Мы оба хихикаем.

— Хочешь, сыграем в игру? — предлагаю я. — Что рифмуется с «бежать»?

— «Страдать», — отвечает он.

— Отлично. Теперь твоя очередь.

— Что рифмуется с «кольцо»? — спрашивает он.

— «Лицо», — говорю я. А затем злое, разъяренное лицо всплывает в моем сознании. Руки вскинуты, чтобы меня бить. На лбу вздуты фиолетовые вены.

— Что с тобой? — спрашивает Тим.

— Ничего, — отвечаю я, глядя на огонь. — Пора спать. Давай ты первый. А я буду караулить.

— Зачем? — удивляется он. — Те парни сюда не придут. Они не любят ночевать на выселках.

— А если придут?

Как только я это произношу, раздается деревянный треск, как будто кто-то наступил на ветку поблизости. Я задерживаю дыхание.

— Просто ветер, — говорит Тим. Он смотрит на меня с любопытством. — А ты действительно настороже. Тебя кто-то преследует?

— Это мое дело, — огрызаюсь я. — Спи давай, говорю.

Звездчатка ланцетовидная (Stellaria holostea)

Также известна под народными названиями «Кости мертвеца» и «Ребра старого Ника». Согласно сказаниям, эти нежные цветы могут принести беду, если их сорвать. Берегитесь!

Глава 23 Элли

В последний день летних каникул перед отъездом в школу я приняла гостя.

— К тебе тут кто-то пришел! — крикнула Шейла. В тоне ее голоса слышалось что-то особенное, отчего я поскорей бросилась вниз по лестнице.

Питер! Несмотря на то, что я говорила о нем миссис Гринуэй как о «просто друге», мое сердце колотилось от волнения и тревожного предчувствия. Но если бы я знала тогда то, что открыто сейчас, — захлопнула бы дверь перед его носом. Тогда бы ничего не случилось.

Питер выглядел выше и взрослее, чем в прошлый раз, когда мы виделись. Его голос тоже стал грубее. Стоять перед ним оказалось совсем не то же самое, что писать ему. Мне было довольно легко сообщать своим округлым ученическим почерком (вперемежку с кляксами), как сильно я ненавижу биологию и что еда в школьной столовой невкусная. Но теперь я чувствовала себя ужасно косноязычной и смущенной.

— Может, пойдем погуляем? — наконец предложил он. Густой румянец залил его щеки при этих словах.

— Я хочу пойти на качели! — подскочил Майкл, хватая меня за руку. — Пожалуйста, Элли! Пожалуйста!

— Возьмите его с собой в парк, — сказала мачеха. — Я так устала, а у нас сегодня вечером званый ужин. Восемь человек придут. Одному богу известно, как я успею все приготовить.

Я впервые услышала об этом. Надеялась провести свой последний вечер дома с отцом. Ах, если бы у нас было больше времени вместе, чтобы почитать стихи, как раньше. Я до сих пор могла процитировать наизусть свое любимое, Джона Мейсфилда о море, которое мне читал папа. В то время я была еще слишком мала, чтобы полностью понимать смысл, но мне нравилось, как оно звучит.

— Ты любишь поэзию? — спросила я Питера, когда мы раскачивали Майкла на качелях.

Его лицо просияло.

— Очень! Мой любимый поэт — Китс. Знаешь его «Оду осени»?

— Нет, — смущенно ответила я.

— Если хочешь, могу дать почитать, — предложил он.

Я почувствовала, как в груди становится горячо.

— Это было бы чудесно.

— Снимите меня, — скомандовал Майкл с качелей. — Теперь хочу на горку.

— Ты забыл сказать «пожалуйста», — напомнила я.

— Пожалуйста, — сказал он, но я знала, что Майкл просто повторяет все как попугай. Он не имел в виду вежливую просьбу.