—
—
—
Глава 22
Джо
Я вытягиваю руки, пытаясь нащупать стены. Ничего не вижу. Затем спотыкаюсь и вскрикиваю. Эхо возвращает мой крик.
— Тим! — кричу я.
«Тим! Тим!» — откликается эхо.
Я осторожно продвигаюсь вперед, считая шаги. Раз, два, три… Впереди слабый свет. У меня перехватывает дыхание. Я поворачиваю за угол…
— Все-таки отыскала меня.
Я подпрыгиваю от неожиданности.
— Ты меня напугал!
Парнишка сидит на земле, по-турецки скрестив ноги, и ухмыляется. Он разжигает костер.
— Смотри, что я тут нашел! Коробок спичек. Все сухие. А еще вон там куча годных деревяшек.
От гнева мой голос резок:
— Почему ты сам ушел, а меня бросил?
— Решил, что ты пойдешь за мной. И ты пошла, верно? — Он хлопает рядом с собой. — Садись, чувствуй себя как дома!
Я в этом не уверена.
— Здесь безопасно?
— С виду все в порядке. Эти штольни засыпали много лет назад. Авось не провалимся.
Откуда он знает?
Я чувствую что-то твердое на земле под собой.
— Смотри! — возбужденно говорю я, тут же забыв о раздражении. — Монета в два фунта!
Он пожимает плечами:
— На это особо не разбежишься.
— Ты о чем? — Я крепко сжимаю находку в кулаке. — Мы сможем купить буханку хлеба и еще чего-нибудь.
— Еду мы можем стащить и бесплатно.
— Ага, и попасться?
Он пожимает плечами:
— Со мной такого еще не случалось. А с тобой?
Я до сих пор слышу грохот дверей. Вижу сердитые лица надзирателей.
— Не хочу об этом говорить.
— Дело твое. А есть хочешь? — Он лезет в карман и вытаскивает несколько грибов. — Вот, собрал по дороге.
— Поганки, поди?
Он закатывает глаза:
— Сразу видно, что ты городская. Откуда ты?
— Отовсюду сразу.
— Вот как, да?
— А ты как хотел?
— Ну, я-то тебе рассказал о своей маме и о ее старом хрыче. Как долго ты уже бродяжничаешь?
Я пожимаю плечами. Мне трудно точно определить время.
— Несколько лет.
— Я — с тех пор, как мне стукнуло одиннадцать. — Он говорит, словно мы соревнуемся.
— А почему тебя не забрали в приют?
Он выглядит вполне довольным собой.
— Я ведь не высовывался, что я, дурак? Делал все, чтобы меня не поймали. И не смотри так потрясенно. На улицах полно детей вроде меня. Думаешь, мы кому-то нужны?
— А сколько тебе сейчас лет?
Я уже спрашивала его раньше, и он сказал, что это не мое дело. Но теперь он вроде освоился со мной достаточно, чтобы ответить.
— Четырнадцать.
Он должен ходить в школу, жить с матерью. Ей надо было расстаться со своим любовником. Но если я что-то и усвоила в жизни, так это то, что ничего не случается так, как должно происходить по твоему мнению.
— А у тебя нет никаких других родственников, к которым можно пойти?
— Я не знаю, где они сейчас. Мама родила меня, когда сама еще была ребенком, и ее родители выгнали нас.
Дождь теперь капает в шахту через пролом наверху. Моя одежда до сих пор влажная от морской воды, и я дрожу.
— А как ты жил до того, как попал в шайку?
Он вытирает нос рукавом.
— Спал где придется. Иногда в заброшенных зданиях, иногда в кризисных центрах. С ними беда в том, что там нельзя долго оставаться, иначе станут задавать вопросы. Если бы там узнали, сколько мне лет, они бы меня сдали. И я не могу найти работу, потому что слишком молод. Единственное, что остается, — вечное движение.
Он протягивает руки к огню, и я делаю то же самое.
— Что с тобой произошло после выхода из тюрьмы? — внезапно спрашивает он.
— Как ты… — Я отшатываюсь, вспомнив человека из моих снов, и громко выдыхаю, словно так пытаюсь избавиться от кошмара.
— Как я узнал? — заканчивает он за меня. — Когда так долго бродяжничаешь, как я, начинаешь подмечать мелкие признаки. Попал в яблочко, да? — Он лезет в карман. — Хочешь немного курнуть? Может, это тебя успокоит.
Это что, косяк?
— Я боялся, что он отсырел, но все не так уж плохо.
Я мотаю головой.
— Нет, спасибо.
Он вытирает нос тыльной стороной ладони:
— Ну, а я люблю прочистить голову от дерьмовых мыслей. И это помогает.
Он чиркает спичкой, закуривает и глубоко затягивается. Сладкий дым расползается вокруг. Я не могу удержаться, чтобы не вдохнуть немного.