Я отвернулась

— Ну вот, теперь ты знаешь, почему она такая, какая есть. — Миссис Гринуэй глубоко вздохнула. — Наверно, и я виновата, что она росла без отца, разве нет? Она же не просила рожать ее вне брака, отвергнутой обществом. Да, у нее не все в порядке с головой, что есть, то есть. Так что мы должны отнестись к ней снисходительно.

«Мы» должны? Я с трудом успевала воспринимать все это. Казалось, старушка никак не может перестать говорить.

— Когда Шейла встретила твоего отца, она решила, что ее молитвы услышаны. Она годами пыталась найти подходящего мужчину. Всегда завидовала твоей маме. Постоянно говорила, что хочет быть такой же, как она — с симпатичным мужем и маленькой дочкой.

Внезапно я вспомнила, как однажды в выходной к нам зашла Шейла и попросила отца помочь ей залатать прохудившуюся водосточную трубу. Мама была не в восторге, потому что это произошло прямо посреди нашего воскресного обеда. А еще я вспомнила, как сразу же после свадьбы Шейла избавилась от старой маминой одежды, которую отец бережно хранил, — его это очень расстроило, — и поменяла всю мебель в спальне.

— Но я знала, что все пойдет наперекосяк. Из-за ее детства. — Голос старушки стал тише. — Есть вещи, которые никогда не забудешь.

Она замолчала. Затем накрыла своей старой высохшей ладонью мою.

— Просто будь осторожна, Элли. Вот и все. — Она опустила голову. — Устала я что-то. Отвезешь меня обратно? Вот, хорошая девочка.

Сразу после рождения Лиама Барри рыдает, как дитя.

— Ты подарила мне сына, — всхлипывает он, прижимая меня к себе.

— Осторожней, — говорю я. — Ты его раздавишь.

Он отодвигается. У него мокрые глаза.

— Я сделаю для вас обоих все, что в моих силах. Обещаю.

И он старается. По крайней мере, так кажется в то время. Находит новую работу на стройке. Мне приходится баюкать малыша всю ночь, чтобы он не плакал, потому что Барри встает рано утром и должен выспаться. Он всегда возвращается вовремя, чтобы помочь мне уложить Лиама. Кроме пятниц. Вот тогда он приходит поздно, и от него пахнет алкоголем. Обычно у него при себе пачка денег, так необходимых нам на квартиру и еду. Но однажды вечером я не нахожу их в кармане его джинсов.

— Где твоя зарплата? — спрашиваю я.

— Не твое дело, черт побери.

Барри ругается, только когда выпьет лишнего.

Затем он хватает меня и лезет руками в трусики.

— Сегодня нельзя, — говорю я ему. — Опасные дни.

Но он пьян и потому не слушает. Ребенок плачет в колыбельке, когда он заваливает меня на кровать.

В следующем месяце я снова беременна.

— Тебе следовало быть осторожней, — замечает он мне.

— Это была твоя идея! — кричу я в ответ. — Куда нам еще один голодный рот?

— Я ведь работаю, чего ты?

— Этого мало! — огрызаюсь я. — Нам едва хватает платить за квартиру. Про еду уж и не говорю.

Он приближает ко мне лицо. Я пытаюсь отодвинуться, но он меня держит.

— Я недостаточно хорош для тебя? Это ты хочешь сказать?

Он замахивается другой рукой. Меня пробирает дрожь. Раньше Барри меня никогда не бил.

— Ладно, наверно, ты прав, — говорю я, осторожно отступая. — Мы как-нибудь справимся.

Но в следующем месяце, в пятницу, он возвращается домой в обед. Пьяный в стельку.

— Что-то ты рановато, — говорю я.

Он смеется. Это горький смех.