Я люблю тебя, Калькутта!

Мы много слышим и говорим о джуте, но что это — не знаем. Как он выглядит, где растет? Оказалось, что джут — растение наподобие бамбука, а внутри его полого стебля-трубки волокно светло-серого цвета, эго и есть сырой джут. Его на фабрике чистят, мочат, сушат, треплют и т. д. Фабрика — средних размеров (около 8 тысяч рабочих), но цеха здесь огромные, куда-то в перспективу уходят ряды станков — прядильных, ткацких, превращающих джут в мешковину. В цехе душно, жарко, воздух густо насыщен волокнистой пылью, забивающей глаза и легкие. А ведь хозяин — не просто милый и образованный человек, он считается одним из прогрессивных предпринимателей: организовал для рабочих школу, дает им туристские путевки в СССР. Профсоюзы живут с ним душа в душу, рабочие уважают, забастовок здесь не бывает. Вот уж поистине живая иллюстрация к политэкономии: бывают хорошие капиталисты, но капитализм шутить не любит. Будешь слишком заботиться о рабочих — прогоришь.

Митинг прошел хорошо, было человек 300, говорили речи, пели, расспрашивали о СССР.

13 мая. Юный художник из Барасата Джудхаджит Сенгупта сдержал слово и приехал, чтобы отвезти нас в гости. Мы тоже сдержали слово — его картину «Мир победит» не только передали в ОСИД, но и воспроизвели на обложке нашего журнала в цвете. Это первая публикация его работы, и он счастлив. Он попросил захватить с собой проектор и слайды: показать их в деревенской школе. Таня и Маша поехали со мной. Около 6 вечера мы были на месте, в деревне Мирхати, расположенной в десятке километров от Барасата. Впервые мы видели вблизи бенгальскую деревню. И хотя мало что можно увидеть и понять за 2–3 часа, все равно было интересно, ведь Индия, никуда от этого не денешься, страна деревень, а города вроде Калькутты или Бомбея — это, скорее, аномалия.

Джудхаджит тащил нас в дом, к отцу, но мы умолили его погулять с нами по деревне. И вот мы ходим по ее улочкам, сопровождаемые двумя-тремя любопытными ребятишками.

Я много читал об индийской деревне, о невзгодах несчастных земледельцев, видел фильмы — реалистические (например, «Два бигха земли») и коммерческие, где сытые, веселые пейзане пели и плясали, но лучше увидеть собственными глазами, пусть мимоходом.

Не знаю, насколько типична Мирхати для Бенгалии, но выглядела она довольно опрятно. Домики не теснились друг к другу, а стояли на расстоянии, в живописном беспорядке — где на горке, где под горкой, разделенные банановыми и бамбуковыми рощицами. Я увидел наконец вблизи бенгальский деревенский дом — прообраз храма и понял, что простодушные бенгальцы строили своим богиням не что иное, как справные и уютные дома для жилья. Вот он передо мной: одноэтажный, глинобитный, на характерно выгнутом бамбуковом каркасе — крыша из рисовой соломы. Края крыши сильно выдаются вперед (козырек над входом) и назад — там их поддерживают два столбика и получается открытая терраса — место для кухни. Домики здесь не белят, как, скажем, на Украине; глина, смешанная с соломенной сечкой, высыхая, приобретает очень красивый кофейный цвет. По этому фону крестьянки разведенным мелом рисуют узоры — о них можно написать целую диссертацию: это богатейший набор народных орнаментов и символов, каждому из которых, может быть, несколько тысяч лет!

Мы попросили разрешения зайти в один из домов. Окон здесь нет, только дверной проем, завешенный циновкой. Внутри — полумрак. Глинобитный, чисто выметенный пол. На полу — циновка, какое-то тряпье. В углу — небольшой сундучок. У порога — горка немытой посуды. Все. Да, еще у входа — неизбежный чарпаи, что-то среднее между кроватью и гамаком: каркас на ножках, затянутый плотной плетеной сеткой; на нем сидят, лежат, спят в любое время дня и ночи в любом уголке Индии, городском или сельском.

Дошли мы и до центра деревни — небольшого утоптанного пространства, окруженного несколькими лавчонками, и, уступая Джудхаджиту, направились в дом его отца, хочется сказать, в господский дом. Он стоит как бы на околице, вдалеке от крестьянских домов, каменный, двухэтажный, с портиком и колоннами, построенный явно в начале века. Дом, безусловно, знавал лучшие времена, а сейчас изрядно обветшал, степы потрескались и почернели, осыпалась штукатурка под напором непогоды и времени. Внутри из множества залов, комнат и комнатушек обитаемых было лишь две-три. Вообще, дом очень напоминал ветшающие помещичьи усадьбы пореформенной России, описанные Щедриным и Буниным.