И как раз батьке моему на ногу стал, раненый, что лежал. И тогда ещё стоял. Видать, и меня он заметил, что я ещё живая… И как я не отозвалась в тот момент?
Лежала я, лежала – уже стемнело. Он меня не добил. А так, если кто живой был, то всех подобивал. Дети малые под трупами задохнулись. Одна девочка была, то отец потом нигде на ней раны не нашёл.
Потом уже гудят машины, едут немцы… Я уже в обморок упала… Немцы уже стали отъезжать, визжат свиньи, куры кричат, они уже ловят. И слышу – кто-то подошёл к трупам и говорит… Мужчина один из села подходит и говорит:
– Кто живой – вставайте, немцы уехали! Батька мой узнал его по голосу, поднялся и говорит:
– Ну, я живой.
И ещё один мужчина, Левон Ализар. Дак батька говорит ему:
– Ты иди домой, возьми хлеба, а я ещё погляжу семью свою…
И он начал смотреть. Говорит:
– Все мои дети есть, одной только девочки нема, шесть лет, но она не могла убежать, она ещё дитя. Стал он оглядывать, и я отозвалась. Дак мне уже ноги людьми отдавило, все кости… Людей стреляют, а мне пуля костей не зацепит, только мясо повырывает. Кости на ногах видны были, просто не могла ходить совсем.
Ну, и батька мой обомлел над этой грудой.
И тут прибегает тот Ализар. Батьку трясли, меня подняли из той груды и понесли в лес. Я вся в крови, как поставят меня на снег, дак ноги мои всё шатаются, мне же их передавили, груда большая лежала на мне.
Занесли в лес. Там хутора эти были, а люди поудирали в лес. Сидели, костёр разводили.
Увидели, что мы все в крови, что меня несут в крови, какого-то ребёнка… Они все поутекали.
И стал их уже звать батька мой, что мы люди свои. Так что меня уже обсушили. И батька меня отослал в Тальковщину, под Слонимом, там у меня тётка была. Ну что, они меня там неделю прятали. Эти раны все поразгноились. Страшно, лечиться не было чем…
Батька мой пожил немного, а потом после войны от ран тех и помер, гангрена подпала в ногу.
А я так и осталась. Мне тогда, как убивали, шесть лет было, седьмой…»
Деревня Великая Воля находится в низовье Щары, которая течёт здесь с юга на север. От Великой Воли до Окунинова больше сотни километров, это расстояние указывает на масштабы того злодеяния, которое, согласно словам Петра Савчица из Гародков, называлось у фашистов «акцией против партизан». В фашистских отчётах акция эта называлась «Гамбург».
В Великой Воле уцелело пять человек взрослых и четверо детей. Один из уцелевших взрослых – Иван Иосифович Павочка.
Этот рассудительный и добрый по натуре человек уже не однажды рассказывал людям о злодеяниях оккупантов. Его показания включены в акт «Государственной комиссии Козловщинского района Гродненской области по установлению и расследованию злодеяний оккупантов в 1941–1944 годах» и опубликованы в отдельной книге. Там запротоколированы общий ход событий и обстоятельства злодеяния. Иван Иосифович отметил тогда, что 16 января 1942 года по приказу немецкого офицера, по фамилии Сзук, был согнан весь крестьянский скот из деревни Великая Воля в местечко Козловщину. Вскоре в деревню ворвался другой карательный отряд фашистов, который согнал всех жителей в одно место и разделил их на две группы, одну группу – 156 человек, среди которых находились свидетель, его жена и двое детей, каратели пригнали к карьеру, из которого раньше, до войны, брали песок на строительство моста через Щару. Каратели приказали людям лечь и расстреливали их из пулемёта.
«Первая пулемётная очередь, – говорит Иван Павочка, – прошла по головам лежащих, и был смертельно ранен мой сын Михаил, а мне пуля на левой руке оторвала средний палец, а безымянный и мизинец раздробила. Мой сын успел сказать: «Папа, мне больно» – и скончался»[56].
Из второй группы, в сто тридцать человек, уцелевшие рассказывали, что их отделяли по двенадцать, гнали в лес и там расстреливали.
Рассказав по нашей просьбе жуткую историю заново, Иван Иосифович согласился даже отвести нас к месту расстрела и показал, как он в тот зимний день лежал тут под пулемётным огнём.
Теперешний рассказ его мы передаём со всей точностью.
Как и многие другие уцелевшие жители «огненных деревень», Иван Иосифович начал рассказ с рассуждений о фашистской версии – «борьбы против партизан».
«…Немцы собрали большую силу на леса. Партизанам они ничего не сделали. И с этой всей ненавистью нападали на местное население.
Мы утекали в лес. Зима была. С детьми. Ну, в лесу – не место: мороз был, холодно. Пошли мы в деревню Копти. Заехали немцы и говорят: «Идите домой». Ну, мы, понятно, вынуждены были идти, потому что там всё оставили: и коней и коров.
Пришли мы домой, сидим, видим – идут.
Сосед мой говорит:
– День добрый пану.
А они:
– День добрый, пане бандит.
Разграбили они всё наше, забрали всю нашу скотину. И человек пятнадцать увели с собой в обоз.
Сидим мы. Никого нема. И не успели оглянуться, как нагрянули немцы снова. В каждую хату заходит немец, наказывает нам, чтоб каждый на три дня харчей брал. «Мы вас вывезем». Кто успел что взять, а кто и не успел.
Снег лежал, а одного старика вели босого, без рубашки и без шапки.