Спорить мне совершенно не хотелось. Я совсем не понимала его в последние дни. И чем дальше, тем больше это непонимание росло. Он изменился гораздо сильнее, чем я думала. Уже в машине, когда мы ехали в особняк, я удивилась тому, что он сел от меня слишком далеко. Не то, что мне этого хотелось. Но до сих пор он всегда садился со мной рядом, в зависимости от настроения, и лечь мог, устроив голову у меня на коленях. Держать за руку, придвинуть к себе, прижиматься ногой к моей — как угодно касаться. Теперь мы сидели каждый в своем углу, и между нами ещё двое могли бы усесться.
Странности на этом не закончились. Я почти перестала его видеть. Мы каждый день встречались за завтраком. Собственно и всё. В офис он больше меня не просил приехать. Обедал и часто ужинал вне дома. Совсем перестал звать меня к себе и ко мне не приходил. И даже когда мы всё же встречались, держал дистанцию.
Поначалу я решила просто понаблюдать, что же будет дальше. Но быстро выяснила, что никаких изменений больше не предвиделось. У меня всё время было ощущение, что Лонгвей охотник, а я его законная добыча. Так он себя вел. Медленно, но верно, он загоняет меня, чтобы в один прекрасный момент мне больше не было куда бежать. Что теперь происходило, я не понимала решительно. Словно он отступился. Без видимых причин оставил меня в покое. Но что в таком случае я до сих пор делала в его доме, возникал резонный вопрос. Потому что во всем остальном ничего не поменялось. Меня кругом сопровождала охрана, выходить одной я никуда не могла, работу мне не вернули. «Домашний шопинг» только увеличился в объеме.
Это стало злить. В один прекрасный момент я просто разозлилась. Перестала выходить к завтраку. И ничего! Три дня подряд я не приходила в столовую, когда там был Лонгвей, и он совершенно никак на это не отреагировал.
Я растерялась. Не понимая, что мне думать. Если его увлечение прошло, почему держит меня рядом с собой? Мне нужно с ним поговорить? Официально поставить точку, и я свободна? Ничего другого в голову просто не приходило. Ощущать себя в таком подвешенном положении было невыносимо уже.
Но, признаться честно, я не сразу набралась решимости. Ещё несколько дней я никак не могла встретиться с Лонгвеем. И то, что это полностью его вина, было бы сказать нечестно.
Я просто остановилась в один момент и поняла что… боюсь. Боюсь того, что он может мне сказать. Боялась этой точки. Как бы эгоистично и самонадеянно это ни звучало, но я привыкла к его одержимости мною. И ощущая пустоту непривычную, там, где всегда был он — занервничала. Это выбило меня из колеи. Я сама себе противоречила и ничего не могла поделать с этим, прекрасно осознавая свою слабость и никак не решаясь её преодолеть. Если на этом всё — я же должна была только радоваться? Отделалась «малой кровью» и, можно сказать, что даже в плюсе осталась. Но никакой радости по этому поводу я не испытывала. Я сама себе противна была!
В таком раздрае прошло ещё несколько дней. Весь день из рук всё валилось. Я хваталась за какие-то надуманные и ненужные дела, уходя в них с головой, лишь бы что-то делать, но тут же перегорала и ловила себя на том, что бездумно смотрю в пустоту, сама не зная о чём думая. Лгу. Знала. О Лонгвее.
Почему-то сейчас всё было совсем не так, когда он мучил меня. Когда устроил прием, чтобы наказать меня, мы тоже не виделись. И его холодность выводила меня из себя, давал заряд бороться. Сейчас злости не было. Совсем. Он просто отстранился. Словно в одно мгновение забыл обо мне. Я потеряла для него всякую ценность.
18 глава
Долго так продолжаться не могло. Расставлять точки над «и» было моей прерогативой. Я постоянно что-то пыталась выяснить, понять. Лонгвей, как обычно, что-то сам с собой решил и, не поставив меня в известность, следовал выбранным курсом, не сомневаясь ни в чём. Но меня это не устраивало.
И решилась на действия я без всякой подготовки. Вечером шла по коридору и увидела горничную, что несла чай:
— Для кого это?
— Господин просил принести в кабинет.
— Я сама отнесу.
Я не видела Лонгвея уже пять дней. Из больницы меня выписали больше недели назад. Больше ждать уже было нечего.
Когда я вошла, он сидел за столом и не взглянул на вошедшую.
— Поставьте там, — махнул в сторону столика у дивана.
Кажется, он действительно сильно занят был. Возможно, я выбрала не самый лучший момент? Освободив поднос, я всё же решила остаться. Уйти всегда успею.
Присела на диван и рассматривала Лонгвея, пока он был погружен в свои дела. Выглядел таким же, как всегда. Хотя какая-то нервозность время от времени в нем ощущалась при пристальном взгляде. Можно было подумать, что это из-за работы, но мне почему-то так не думалось. Скорее наоборот. Работа — следствие, а не причина.
Я уже стала опасаться, что чай совсем остынет, когда он отложил очередной лист и, откинувшись на спинку кресла, потер устало переносицу. И только после этого заметил наконец-то меня.
— Роу? Что… Давно ты здесь?
— Чай остывает.