И только море запомнит

О’Райли выдыхает так сердито и шумно, будто Кеннет кольцо ей навязывает, а не преподносит как идеальный подарок для закрепления успеха их дальнейшего взаимодействия друг с другом. Она выхватывает печатку и надевает ее на большой палец правой руки – единственное место, не увешанное кольцами. Все остальные ее пальцы усыпаны перстнями с разными драгоценными камнями. Остается только догадываться, как много судов на самом деле ограбила Моргана, чтобы позволить себе купаться в роскоши и носить камни безупречной огранки.

Ей не нужно было бы грабить честных людей, Кеннет бы и так ей подарил самые дорогие самоцветы, мерцающие и блестящие подобно самой королеве пиратов. И эта мысль претит Кеннету, она его удивляет, заставляет мысленно хмыкнуть от неожиданной глупости неестественного желания не то сделать Моргану счастливой, не то полностью ею обладать, как великолепным трофеем. Лишним подтверждением собственного величия.

Рыжий ободранный кот запрыгивает на постель. Бентлей брезгливо кривится, хотя Моргана охотно треплет наглое животное по холке. Кот ластится, не ощущая опасности ни от грозы морей, ни от грозы пиратов. Устраивается в тепле, свернувшись калачиком и весьма громко мурча.

– Не знал, что вы особая любительница подбирать божьих тварей.

– Забрали с корабля Боннета. Может, хоть крыс будет ловить, а то Спаркс плохо справляется, хотя весь трюм уже обползал вдоль и поперек.

Короткий смешок. Оливер бы, без сомнений, оскорбился из-за колкой фразы. Но у Бентлея нет причин передавать агенту то, что сказала Моргана. И забирать его на «Приговаривающий» у него тоже нет причин. Спаркс исправно выполняет свою работу. Кеннет знает практически все о том, чем живет и дышит экипаж корабля Морганы. И во многом именно для предотвращения бунта он и выписывает каперскую грамоту столь стремительно.

Не только потому, что Моргана ему приглянулась. Кеннет все еще старается опровергнуть данную мысль в своей голове, но уже не так остервенело и рьяно.

– Не думайте, что я избавлю вас от общества Спаркса. Он останется на «Остром лезвии».

В первую очередь потому, что, даже если он ей и доверяет, обман и предательство исключать никогда нельзя.

– А так хотелось, – Моргана фыркает, забавно морща нос.

– Оправдайте мое доверие, и, быть может, я отзову Спаркса обратно на «Приговаривающий». – Бентлей закладывает одну руку под голову. Это исключено, но у О’Райли должна быть надежда на освобождение от влияния Кеннета. И он дарует ей эту надежду в полной мере.

Моргана чешет кота. Так в тишине они и сидят некоторое время. А тени все танцуют из-за нервно покачивающейся в лампе свечи.

– Откуда вы узнали о Сфере, Моргана?

Капитан пиратов вскидывает бровь. Но после секунды раздумий произносит:

– Из старых баек в таверне. Любила в детстве слушать, как пьяные мужики рассказывают диковинные истории, чтобы повеселить подвыпивших проституток обещаниями золотых гор.

– И почему вы поверили в эти байки?

Сам Кеннет никогда бы не подумал верить пьяницам. Он и сейчас не до конца верит в то, что Сфера существует, хоть у него на руках и много доказательств от авторитетных людей. Скептицизм и настороженность берут свое.

– Потому что увидела магию. – О’Райли расправляет плечи. – Это может показаться глупостью, но я действительно увидела магию. Один старый мужчина показал мне, как загораются у него пальцы. И как ром в стакане становится водой.

Бентлей усмехается:

– Почти библейский сюжет. Только там, кажется, превращали воду в вино, да?

– Вы не верите в Бога? – нескромно интересуется О’Райли, и Кеннет слышит в ее голосе осуждение. Высоко религиозных людей Бентлей не понимает.

– Я верю в величие Ост-Индской торговой компании, верю в смерть, а Бога я не видел. Потому в него и не верю. Религия – прямой путь к деградации. Не поймите меня неправильно, но так оно и есть. Сколько всего было уничтожено из-за одной только религии. Представьте себе, на каком уровне могла бы быть наша цивилизация, если бы не затуманенный разум? Религия – отличный инструмент, чтобы управлять стадом. А я к стаду себя не причисляю и предпочитаю управлять им иными методами.

Его отец был религиозным человеком. И хотел сделать из него такого же. Но Священное Писание с самого детства казалось Бентлею не больше чем не очень интересной книгой. Когда в восемь лет он впервые увидел, как на обочине в грязи умирает человек и никто не бросается ему помочь, он задал матери логичный вопрос, почему же люди брезгливо морщатся и проходят мимо, ведь Бог завещал помогать ближнему. Ответа так и не последовало. Лишь странное оправдание, что есть свои и чужие, что Бог поможет этой изуродованной и убитой жизнью старухе, которой, как он потом узнал, было не больше тридцати лет.

Бентлей видел болезни, видел смерти и мучения. Но никогда не видел, чтобы Бог помог хоть кому-то. Все продолжали твердить, что удачные роды – дар Божий, быстрая смерть – благословение Господне, а в голод и самый сильный шторм поможет молитва. Он решил для себя, что никто больше и никогда не заставит его ходить в церковь.

– Вы ужасный человек, Бентлей.

– Зато честный.