И только море запомнит

Игла в сердце шевелится, причиняя нестерпимую боль, и нервы – один сплошной комок – вот-вот готовы сдать. Моргана вцепляется в штурвал, как в последнюю надежду, единственную вещь, что удерживает ее на плаву и не дает уйти на дно, хотя водоворот событий и дней засасывает все сильней. О’Райли закрывает глаза и опускает голову. Только она виновата в том, что Бентлей упокоился не как человек, только она виновата, что они добрались до Сферы.

Знай Моргана, к чему приведет их чертово приключение, наполненное счастьем жизни и надеждами на избавление, она бы соврала. Подожгла бы карты, уничтожила все записи. Она бы пожертвовала жизнью, лишь бы спасти мир правильным способом. Только со временем Моргана начала понимать, что некоторые вещи должны оставаться на своих местах. Не все тайны нужно раскрывать. Для чего-то ведь кто-то упрятал Сферу. Та никогда не должна была очутиться в руках человека.

Но мудрость приходит с годами.

Теперь Моргане нужно разобраться со своими ошибками. Выход у нее сейчас только один – убить мертвецов. Бентлей Кеннет не успокоится, если расправится с ней, он пойдет дальше по миру подчинять себе каждый остров. Он будет сеять хаос, упиваясь только своим собственным желанием разделять и властвовать.

Нужно выиграть за три хода и поставить «детский мат», уронив фигуру черного короля на шахматную доску. Но Моргана не видит, как лучше переместить фигуру, чтобы обвести лорда вокруг пальца. Не знает, что предпринять. И именно поэтому ей кажется привлекательным запойное пьянство, в котором каждый глоток – это решение. Пусть не всегда правильное, но все же решение. Ты сам контролируешь, сколько «выборов» принять на грудь и каким образом потом расхлебывать последствия – исход всегда предсказуем.

– Они не мои дружки, Джеффри. И хватит болтаться, как селедка в бочке. Займись делом. Мало нам проблем, что ли? Иди проспись, сделай хоть что-нибудь, только не выводи меня из себя, – Моргана отмахивается от пирата.

Баклан слишком часто крутится подле нее. Она догадывается почему: хочет почерпнуть новые знания, чтобы потом самому стать капитаном. Хоть он и потенциально способен управляться с кораблем и командой, но по его глуповатой физиономии всегда легко читаются намерения. Вот только сейчас Моргана не настроена давать Корморэнту советы по выживанию. Ей бы со своим планом разобраться. Да и в войне с мертвецами каждый сам за себя.

– Нате вот, выпейте, капитан, – хмыкает Джеффри, снимая с пояса флягу и протягивая ее О’Райли.

Удачный повод пригубить, но она пересиливает себя и отказывается. Благодарит тот день, когда впервые за долгое время Моргана выбирает для себя трезвость, чтобы оставаться на плаву не в прямом смысле.

Колман, скрестив руки, облокачивается на натянутую сетку и опирается о фальшборт. Пристальным взглядом квартирмейстер окидывает присутствующих на палубе. Нет ничего странного в том, что большая часть команды предпочла выбраться наверх, лишь бы не прятаться в трюме. Сейчас каждая тень кажется враждебной и таящей в себе опасность, а ведь никто из них даже не взглянул в лицо смерти. Она лишь дохнула в затылок и заставила удирать. Неизвестно, что случится, когда от живых мертвецов их не будут отделять мили.

Протерев флягу, Джеффри предлагает выпить и Колману. Ирландец не отказывается и делает жадный глоток. Даже верному квартирмейстеру, видевшему, как взрывается и уходит на дно «Приговаривающий», не удержаться. О’Райли не позволяет себе его винить. Только не Колмана.

Мерфи сопровождает ее в каждом «приключении», и иногда он тоже может сдавать. Жизнь не сковала его из железа, но закалила, как сталь. И если не называть Колмана Мерфи простым словом «друг», то Моргана бы охарактеризовала его как хороший, добротный клинок. Только он надежнее холодного металла и спасал ее чаще, чем оружие.

Передав Баклану флягу обратно, квартирмейстер тихо интересуется:

– Итак, мы только что получили неоспоримое доказательство, что «Приговаривающий» восстал со дна морского. Что мы, мать моя теща морского дьявола, будем делать?

Моргана еще не думала. Все ее мысли вокруг Бентлея. Его тяжелый взгляд, который в одно мгновение из любящего превратился в отстраненно-жестокий, врезался в память. Ей не за что себя винить, он сам возненавидел ее под конец. Но его действия – результат ее отношения.

Нижняя губа подрагивает, но слезам нет места на ее лице. Их было пролито достаточно много в прошлом, когда она билась головой о стол, царапала ногтями свои руки и думала выброситься за борт. Какой-то глупый, совершенно безобразный и надоедливый английский лорд прогрыз дырку в ее сердце, как червяк в спелом яблоке. И она позволила ему это сделать. Позволила навсегда поселиться в своей душе. Даже если сейчас она старательно поработает ножом, то не сможет выцарапать все остатки. Моргана помнит каждый поцелуй, трепетно хранит воспоминания о них, как и единственный уцелевший в огне набросок любимого лица.