И только море запомнит

Злорадство заставляет Кеннета едко улыбнуться. А он уже начал подумывать, что среди пиратов могут быть порядочные люди. Как же приятно осознавать, что он всегда прав относительно тех, кого видит перед собой. Лорд подходит ближе к Спарксу. Он подставляет руки, и агент нерешительно передает тело ирландки. Лучше бы было, если бы Кеннет отдал приказ унести ее куда-нибудь подальше, пока она не протрезвеет и не перестанет вонять, как винокурня в Ливерпуле. Но Бентлей поступает так, как поступает. И не Оливеру оспаривать действия своего лорда.

Тут Кеннет замечает то, что любой уважающий себя англичанин посчитал бы возмутительным:

– Где ваша шляпа?

Настоящий британский офицер может снять шляпу только в трех случаях: перед королем, на похоронах и когда падает замертво. Спаркс шумно выдыхает, стараясь сохранить лицо и достоинство. Кеннет щепетилен даже в таких вопросах, как парики и начищенные туфли, что уж говорить о головных уборах – атрибутах любого уважающего себя мужчины.

– Прошу простить, сэр. Мисс О’Райли было дурно. И ее стошнило прямо в мою треуголку.

Повисает долгая пауза.

– Она… что?

Бентлей с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться в глаза Оливеру. Забавно, Моргана смогла отобрать шляпу у агента Ост-Индской компании и сотворить такое при нем.

– Свободны, Спаркс.

Оливер кланяется, уходит, плотно затворяя за собой дверь кабинета. И Бентлей переводит взгляд на лицо Морганы. Шрам на щеке напоминает улыбку – кривую, но не надменную, а очень спокойную. Он направляется к креслу и садится в него, бережно усаживая капитана на колени. Ее голову лорд укладывает себе на плечо. И крепкий запах самого дешевого джина окутывает его алкогольным облаком. Удерживая тело пиратки, Кеннет отстегивает ремень одной рукой и укладывает ее резную шпагу на стол, чтобы не звенела лишний раз и не мешала.

Кеннет второй раз видит Моргану спящей. И именно в таком виде она – самое милое существо на свете. Бентлей прижимает девушку к груди, осторожно касается губами ее виска. Беспечная и нежная. Такую даму он готов защищать решительно и уверенно. Она не позволит ему этого делать, но тем приятнее тешить себя мыслью, что когда-нибудь осажденная крепость сдастся. И тот день ознаменует собой его победу.

Напольные часы отбивают пять утра. Бентлей втягивает влажный воздух, которым тянет из открытого окна. Ближе к полудню начнется дождь. Лорд переплетает свои пальцы с пальцами ирландки, с тревогой думая о том, что она окончательно похитила его покой.

Кончиком мизинца Кеннет проводит по шраму Морганы. Он ему нравится. На его вкус, есть в этом что-то болезненное, жестокое и темное. Она не подходит ни под один стандарт красоты, больше нет. И серебро отметины уже никогда вновь не позволит выстроить идеальный образ. Но Бентлей не откажется касаться губами извивающегося шрама, он проложит дорожку из поцелуев от одного конца до другого, если она когда-нибудь позволит ему это сделать.

* * *

– Да уж… это вам не лондонские ателье… – удрученно произносит Бентлей.

Они потратили добрых три часа на то, чтобы рассмотреть немногочисленные магазинчики с платьями, слушая жену губернатора Милен и ее суетливые речи о том, что сносное платье может пошить только их хороший портной и швеи. И в этом она оказалась права. Ничего интересного не показали Бентлею: грубый пошив, блеклые ткани. В таком даже шлюхи ходить не станут, что уж говорить о том, чтобы одеть во что-то подобное Моргану. Педант внутри лорда отчаянно протестует. Он не допускает мысли, чтобы простые одежды даже опустились на тело ирландки.

Конечно, можно было бы согласиться и на то платье, что завалялось среди пыльных вещей Морганы, но Кеннет его уже видел. И оно не вызывает никакого восторга. А ему бы хотелось, чтобы каждый, увидевший Моргану, ронял на пол челюсть и не мог отвести взгляд, и принимался «вдувать дым в задницу»[31]. Такое способны организовать только в Лондоне – центре мира, по мнению Бентлея.

Англичанин недовольно прикусывает щеку, продолжая односложно реагировать на лепет Милен. Жена губернатора просто душка, но от назойливой болтовни у лорда раскалывается голова подобно переспевшей тыкве.

– Сожалею, милорд. Прискорбно, что вы не смогли найти ничего, что могло бы угодить вашему вкусу. Может, я могла бы одолжить госпоже О’Райли что-то из своего гардероба?

Бентлей неприкрыто оценивает жену губернатора: пухловатая, она едва достигает Моргане макушкой до середины плеча, и еще несколько дюймов уходит на высокую прическу, что, несомненно, делает ее выше, однако платья первой леди Нассау едва ли прикроют капитану щиколотки. Нет, такое точно исключено. Он не может позволить себе, чтобы девушка, которая ему симпатична, смотрелась глупо на публике. Бентлей щепетилен в подобных вопросах.

Все у него должно быть самое лучшее: вино, еда на столе, женщина рядом, даже если та отчаянно отказывается ему принадлежать.

– Вы весьма добры, леди Милен. Но думаю, я решу вопрос иным способом.