И даже небо было нашим

— Перед тобой, Тереза, плоды прогресса. Сочетание инновации с бережным отношением к природе. Это параболический накопитель солнечной энергии. Если ты положишь в середину яйцо, оно сварится само собой — на свету. Разумеется, если дело происходит летом.

— А сейчас, увы, февраль, — ввернула Коринна.

Наверное, я отреагировала слишком вяло: она воспользовалась этим, чтобы еще раз поддеть Данко:

— Видишь? Она считает, что это никому не нужное барахло, — и она совершенно права! Данко купил его на общие деньги, даже не посоветовавшись с нами!

— Я не считаю, что это никому не нужное барахло, — тихо возразила я.

— Может, упакуем его и вернем в магазин? — предложил Томмазо.

— Только попробуй! — угрожающе произнес Данко.

Берн смотрел на меня, но не так, как утром: он словно бы вдруг вспомнил о чем-то. Когда наши взгляды встретились, он улыбнулся.

— Значит, ты осталась, — произнес он вполголоса.

Тут Данко объявил, что пора снова браться за работу. И раскинул руки, что означало: расходитесь.

— Поможешь нам в фуд-форесте? — спросил Берн, и я ответила «да», хотя не поняла, о чем речь.

— Разве здесь не росли олеандры? — спросила я, когда мы шли от дома.

— Полтора года назад они стали засыхать, и мы решили, что не будем спасать их. Им нужен был слишком обильный полив. Просто поразительно, с какой беспечностью Чезаре расходовал воду. Если подумать, — продолжал он после паузы, — Чезаре проявлял беспечность и во многом другом. Чтобы спасти окружающую среду, достаточно не убивать ничего живого — так он думал.

— А как на самом деле?

Берн посмотрел на меня долгим взглядом.

— Сейчас речь идет уже не о бережном отношении к природе, Тереза. Эти времена прошли. Мы у края пропасти, разве не видишь? Теперь наша задача — восстановление окружающей среды, — он произнес это слово по слогам: «вос-ста-нов-ле-ни-е». Если мы будем продолжать в том же духе, наша планета превратится в соляную пустыню.

Я подумала, что без электричества нельзя качать воду из колодца в водоем, а оттуда проводить в дом. Когда на вилле у бабушки случалось короткое замыкание, из крана нельзя было налить ни капли воды. Я спросила, как они решают эту проблему, а он, повернувшись ко мне, но не останавливаясь, произнес:

— Если нельзя взять воду из земли, где ты ее возьмешь? — И указал вверх.

— То есть вы обходитесь дождевой водой?

Он кивнул.

— Как же вы ее пьете? Там полно микробов!

— Фильтруем через коноплю. Потом покажу, если захочешь.

Тем временем мы дошли до тутовника. Я едва узнала дерево: оно было совершенно голое. Под ним и вокруг него появилась буйная растительность, которая на первый взгляд показалось мне дикой: молодые деревца, кустики, травы, а среди них — артишоки, тыквы, цветная капуста.

— Придется поработать руками, — сказал Берн, становясь на колени. — Вот это надо убрать.

Он схватил в охапку полусгнившие листья и закинул себе за спину.

— Сложим их тут в кучу. Потом я вернусь с тележкой и все заберу.

— Почему у вас все в таком виде? — спросила я, неохотно опускаясь на колени рядом с ним(на мне были мои единственные джинсы).

— В смысле?

— Почему все так запущено?

— Ошибаешься. Здесь каждая вещь на своем месте. Данко потратил несколько месяцев, чтобы спроектировать фуд-форест.

— Хочешь сказать, вы сами решили сажать деревья и остальное именно таким образом?

— Ты не переставай собирать листья, когда разговариваешь, — сказал Берн, глядя на мои руки. — Летом тутовник обеспечивает им тень. Мы его подстригли так, чтобы он стал как можно более раскидистым. Вокруг него растут плодовые деревья, а под ними высажены овощи, чтобы удерживать азот в почве.

— Ты говоришь, как специалист по сельскому хозяйству.

Он пожал плечами:

— Все это — заслуга Данко.

Почва под опавшими листьями была сырой и теплой. Сначала я старалась не пачкать ничего, кроме рук, но постепенно перестала обращать внимание на грязь. Брюки на коленях покрылись пятнами, края рукавов пуловера стали бурыми: ну и пусть. Я набирала все более объемистые охапки листьев и бросала в кучу.

— У нас тут почти самодостаточное хозяйство, — сказал Берн. Скоро мы сможем продавать часть урожая. Сейчас тебе кажется, что кругом запустение, но летом тут все покроется пышной растительностью.

— Пышной растительностью, — повторила я.

— Да. А что?

— Ничего. Просто я забыла.

— О чем?

— Забыла, что ты иногда говоришь необычные слова. Которые никому другому не пришли бы в голову.

Он кивнул, но так, словно понял только часть сказанного.

— А зачем мы сейчас собираем эти листья?

— Сушняк лучше убирать до весны, чтобы солнце могло как следует прогреть почву.

— Наверное, это Данко так говорит.

Я думала сострить, но Берн даже не улыбнулся.

— Да. Так говорит Данко, — ответил он с абсолютной серьезностью.