И даже небо было нашим

На следующей неделе, когда случались перерывы в работе, я шел к себе, ложился на кровать и рассматривал красные точки на ветках абрикосового дерева за окном. Я спрашивал себя, проводит ли Чезаре эти часы в молитве, прося указать ему путь, и способен ли я выполнить свою угрозу — рассказать Флориане о том, что видел. Какие слова я подобрал бы для этого? Если мой план провалится, думал я, придется снова обокрасть синьора Наччи, и на сей раз уже не будет сомнений, кто настоящий вор, и я попаду в тюрьму, настоящую тюрьму для взрослых, как мой отец. Я предавался таким мрачным фантазиям без удержу, пока меня не начинало мутить.

Но когда в четверг я ехал на ферму, на сердце у меня было до странности легко. Я оставил мопед у ворот и дальше пошел пешком. Плоды на грушевом дереве уже начали желтеть. Было время заката: долгие годы в этот час мне казалось, что на свете нет подходящего места для жизни, кроме этого уголка земли.

Я постучался, и голос Чезаре пригласил меня войти. Опять я понадеялся застать его одного, и опять за столом рядом с ним сидела Флориана. Он пододвинул мне стул и предложил вина, но я отказался. Флориана со мной не поздоровалась.

— Значит, ты приехал за деньгами? — сказал Чезаре. И, поскольку я медлил с ответом, добавил: — Не так ли?

— Почему бы нам не выйти?

Чезаре пропустил это предложение мимо ушей.

— Я не могу дать тебе деньги, Томмазо. Мне очень жаль. Я поговорил с Флорианой, все ей рассказал. И знаешь что? Я должен поблагодарить тебя. Если бы не ты, у меня не хватило бы мужества признаться, и неизвестно, сколько еще времени я носил бы на сердце эту тяжесть. Мне мешал стыд. Стыд пробуждает в каждом из нас все самое худшее.

— Ты просто маленький жадный ублюдок! — буркнула Флориана.

Чезаре тронул ее за руку, чтобы успокоить. Закрыл глаза. Пробормотал какую-то фразу, чтобы сгладить впечатление от слов жены.

— Теперь и у тебя есть такая возможность, Томмазо. Расскажи, что случилось. Возможно, нам удастся тебе помочь.

Но я не мог больше там оставаться. Выбежал из комнаты, пронесся через двор и подъездную аллею к воротам, сел на мопед и укатил.

В Скало на поляне крутились парни и девушки купальниках. Не делая никаких попыток спрятаться, я пошел прямо к башне. Меня увидят — ну и пусть. Какое это теперь имеет значение?

В убежище я нашел спящих Берна и Виолалиберу. Так они проводили почти все время. Постоянное пребывание в башне очень утомляло их. Фонарь опять горел: наверное, Никола принес батарейки. Я подергал Берна за грязную футболку.

— Томми… — произнес он, с трудом открыв глаза.

— Он не даст денег, — сказал я.

Губы у Берна были пересохшие, изо рта скверно пахло. Я потрогал его лоб.

— У тебя температура, Берн?

— Пустяки. Помоги мне встать. Сегодня спина совсем не слушается.

Виолалибера все еще спала, лежа на боку на матрасе.

— У тебя наберется мелочи на два пива? — спросил Берн. — Я бы выпил. И с удовольствием вышел бы отсюда хоть на чуть-чуть.

Но мы еще долго оставались в башне, прежде чем принять решение, вполголоса переговаривались или просто молчали. По-видимому, прошло немало времени, прежде чем я помог Берну, у которого жар разлился по всему телу, подняться на ноги, а в дверном проеме появилась фигура Чезаре, заполнившая его целиком и заслонившая свет.

— Берн, — позвал он.

Берн попытался оторваться от меня и чуть не упал на пол. Я подхватил его.

— Зачем ты привел его сюда? — спросил Берн полным грусти голосом.

— Я его не приводил.

— Позволь мне помочь тебе, Берн.

Не дожидаясь ответа, Чезаре шагнул к Берну, а Берн так безропотно позволил ему обхватить себя за талию, что я решил, будто он теряет сознание.

— Прости меня, — прошептал Чезаре. — Прости меня за то, что я сделал.

Только потом я сообразил, как ему удалось нас найти. По всей вероятности, Яннис спрятался за оградой у ворот, а потом поехал за мной, правда, непонятно, на каком транспорте. Проследив за мной до Скало, он увидел, как я забираюсь в башню, и позвал Чезаре. И вот Чезаре был здесь, а Берн рыдал у него на груди. Действительно ли он плакал? Не помню. Я был слишком потрясен. Нам не пришлось объяснять ему присутствие девушки, которая тем временем проснулась и глядела на нас снизу вверх. Чезаре ни о чем не спросил, только сказал:

— Идемте со мной. Теперь я займусь вами.

Нагнувшись над Виолалиберой, он погладил ее испуганное лицо.

— И тобой тоже. Держись.

И мы покорно пошли за ним, сначала вверх по лестнице, потом вниз: казалось, он знает дорогу лучше нас.

Когда надо было идти через заросли крапивы, он одной рукой поддерживал Берна, а другой — Виолалиберу. Я шел последним. Перед тем как покинуть убежище, я сунул в карман деньги, которые нам удалось собрать.

Мы прошли через толпу ребят и девушек в купальниках. Кто-то из них, знавший меня и Берна с прошлого лета, поздоровался с нами. Мы сели в форд, и Чезаре поехал по направлению к ферме, не сказав ни слова. Хотя нет, он все же произнес одну фразу, обращаясь к Виолалибере: «Тебе понравится место, куда мы едем. Там все решится».

Тогда я подумал: он уже знает. Знает о ребенке, знает обо всем.