i cf85044c3a33e6c4

— Это было задание под номером три тысячи шестьсот восемьдесят девять «заманить

красавицу в логово чудища»? — спрашиваю я.

— И откуда ты только такая проницательная взялась? — притворно удивляется Картер.

Усмехаюсь. — Ах, погоди-ка… из Алабамы?

— Не прикидывайся. У меня на заднице напоминание похлеще всех твоих стикеров вместе

взятых.

— Да, но дело в том, что я слишком давно ее не видел.

Я качаю головой. Шон неисправим. А я ничуть не удивлена, что в следующий момент его

пальцы начинают подбираться именно к упомянутой части моего тела. Блузка медленно

скользит вверх, от удовольствия я закрываю глаза, по рукам и позвоночнику ползут

предательские мурашки. Штопор забыт, теперь у него одна цель — не дать мне упасть. Но

внезапно, вместо того чтобы продолжить процесс избавления меня от лишних тряпок, Картер

сильно надавливает пальцами на поясницу. А я вскрикиваю от боли и чуть не роняю бутылку.

Это совсем не то, чего я ожидала.

— Не надо! — шиплю я. Глупо было бы отрицать, что больно, но демонстрировать

собственную слабость в мои намерения не входит. А Шон на этом внимание и не акцентирует.

— Давай сюда, — отбирает он у меня вино, без труда вытаскивает пробку, а затем

разливает его по бокалам.

— Мы пьем за что-то? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает он. — Мы просто пьем.

— Девиз алкоголиков, — фыркаю я, в подробностях вспоминая ночь на Сицилии.

— Допивай, — коротко приказывает мой начальник, и только я это делаю, говорит: —

Пойдем.

И мы оба знаем, где закончится это путешествие. Я коротко оглядываю спальню, так, на

всякий случай. Вдруг, скажем, розовые тапки синеглазки запримечу… Хотя, о чем это я? Она

розовый не носит. Но мое любопытство не остается незамеченным.

— Потеряла кого-то? Не стесняйся, под кроватью посмотри. Или в шкафу, — издевается

Картер. — Могу даже помочь в поисках. Ну так как?

— Спасибо, своими силами обойдусь, — кисло отвечаю я, демонстративно шагая к его

шкафу, а Шон закатывает глаза и вместо того, чтобы позволить мне начать археологические

раскопки в собственной спальне, хватает меня за запястье и тащит к себе, неким чудесным

образом прямо на ходу избавляя от одежды.

А затем меня насильственно кладут на кровать (попробуй возрази), причем на живот, и

начинают… пытать. Вот теперь я протестовать пытаюсь, и руки скидываю, и изворачиваюсь, но

выходит плохо, потому что спина не позволяет. Спрятанные под обманчиво-гладкой кожей

покалеченные мышцы точно в корсет меня затянули, только от настоящего не так больно. А,

самое смешное, что мы не кричим и не ругаемся, в темноте раздаются только звуки ударов рук

и недовольное сопение.

— Хватит! — наконец, вспоминаю я и о вербальном способе общения тоже. — Не смей

трогать мою спину!

— Рот закрой и ложись.

— Это ты со мной сделал! — злобно выплевываю я. — Сначала ты меня искалечил, а потом

еще и в Японию отправил!

— Да, а теперь сижу и активно тебе сочувствую. Может, не будешь мне в этом мешать?

А, ну если он так ставит вопрос… Гордость, конечно, против, но иногда нужно действовать

и на благо бренного мира тоже. Например, не пресекать альтруистические порывы в человеке,

который наделен властью терроризировать всех земных обитателей вместе и поодиночке.

Ладно, уговорили, в некоторых случаях лучшее, что можно сделать: повернуться к такому типу

задницей и позволить решать ему.

Чтобы приглушить стоны и крики, накрываю голову подушкой, хотя, кажется, Картер

довольно точно определил мой болевой порог, и теперь ходит по самой его грани. Пальцы,

безжалостно терзающие спину, напоминают скорее пыточное орудие, и временами мне

требуется призвать на помощь всю силу воли, чтобы не вытянуться в струнку или не попросить

прекратить. Даже боюсь предположить, сколько проходит времени, прежде чем осознаю, что

нажим значительно усилился, а прикосновения приносят больше удовольствия, чем боли. И

хотя знаю, что, в общем-то, могла бы уже остановить Картера — просто не могу отказать себе в

удовольствии понежиться под его ладонями еще несколько минут. Однако, как всегда это

бывает, мой маневр раскрывается махом, и нет, мою спину не оставляют в покое, но массаж

становится… ну, другим. На смену боли приходит жар. Подушка мешает дышать, по рукам

бегут мурашки, а затем я и вовсе не выдерживаю: разворачиваюсь, сажусь и берусь за пуговицы

рубашки Шона.

Вот только там, должно быть, какой-то секретный механизм, или я слишком дрожу, но

ничего не выходит. Мне не удается расстегнуть даже две, и так стыдно-стыдно. Наконец,

сдаюсь, просто хватаюсь за плечи Картера, тяну его к себе, а он, не будучи несговорчивым,

расправляется с мешающим предметом одежды сам. Его тело над моим, и это так привычно,

комфортно, знакомо и спокойно. Я никогда этого не понимала, но мы действительно жили в