i a3ecc4926ae78677

Последовали бои с выписыванием в воздухе диких кривых. Лишь ненадолго удавалось

открыть огонь. Мы пытались зайти в хвост противнику, непрерывно маневрируя, — нам

часто удавалось добиться успеха таким образом.

Между мной и Бльке как раз очутился один англичанин, когда другой противник,

гонимый другом Рихтгофеном, перерезал нам дорогу. Молниеносно мы разлетелись в

стороны, и на короткое время Бльке скрылся за несущей поверхностью крыла. Лишь миг

мы не видели друг друга — и тут это и случилось...

Как мне описать Вам мои чувства? Как описать то мгновение, когда Бльке внезапно

вынырнул в нескольких метрах правее меня?! Он опускал свою машину, а я мою рванул

вверх, — мы столкнулись и оба полетели к земле! Это было лишь легкое касание, но из-за

огромной скорости оно оказалось равнозначно сильному удару. Судьба часто бывает так

страшно несправедлива в своем выборе: мне только оторвало правую стойку шасси, а у

него отвалилось все левое крыло.

После нескольких сотен метров падения я снова обрел способность управлять моим

самолетом. Теперь мне оставалось лишь следовать за падающим Бльке, который пытался

планировать в сторону нашей территории.

Только в нижнем слое облаков под сильными порывами ветра машина стала падать все

более и более отвесно. И я увидел, как перед самым приземлением он не смог больше

удерживать самолет в горизонтальном положении и как аэроплан ударился о землю

неподалеку от нашей артиллерийской батареи.

Оттуда тотчас на помощь устремились люди. Мои попытки приземлиться поблизости от

места крушения моего друга оказались безуспешными — земля там вся изрыта воронками

от снарядов и разрывов гранат. Так что я полетел на наш аэродром.

Приземляясь, я опрокинулся. Об этом мне рассказали только на следующий день, потому

что в те минуты это обстоятельство вообще никак не дошло до моего сознания. Я был

потрясен — и вместе с тем у меня еще оставалась надежда.

Но когда мы примчались туда на автомобиле, навстречу нам вынесли мертвеца! Он погиб

в тот самый миг, когда его самолет упал на землю. Бльке никогда не носил защитного

шлема и в «Альбатросе» не привязывался. Да и в любом случае это не спасло бы его при

таком ударе.

Лишь очень постепенно доходит до нашего сознания — какую же пустоту оставил после

своей смерти Бльке. Без него вс потеряло душу. Он был нашим вождем, нашим

учителем. На всех, кто с ним соприкасался, он оказывал неотразимое влияние — в первую

очередь своей личностью. Никогда и ничего не делал он нарочито, он был сама

естественность.

Если он рядом, значит — будет успех. И действительно, с ним нам удавалось почти все.

В эти полтора месяца он вместе с нами уничтожил почти шестьдесят вражеских

самолетов, оставаясь невредимым, и преимущество англичан уменьшалось день ото дня.

Нам остается лишь сохранить его дух в нашей эскадрилье.

Сегодня состоялся перелет в Камбрэ, откуда родители и братья героя будут сопровождать

его на кладбище в Дессау. Родители его — великие люди: при всей той боли, которую

они испытывают, они отважно держатся перед лицом неизбежного…»

Он больше не мог писать. Он знал: до последнего своего вздоха будет помнить тот

роковой миг — и падение «Альбатроса».

Он навсегда останется человеком, который убил своего учителя, вождя, наставника и

лучшего друга — Освальда Бльке.

Окончание следует...

60. Памятник герою

11 февраля 1917 года, Западный фронт, Камбрэ

После гибели Бльке Эрвин Бме замкнулся в себе. Воевал как прежде, но дружбы ни с

кем не заводил и в откровенности не пускался.

Требовалось время, чтобы привыкнуть к случившемуся.

Манфред фон Рихтгофен был первым, кто подошел к ошеломленному Бме и сказал

просто, грубо, со своей всегдашней рыцарской прямотой:

— Твоей вины нет.

Смысл в жизни оставался один: воевать дальше.

...Англичанин оказался настырным. Бме атаковал его, снова и снова заходя на своем

«Альбатросе». «Сопвич полуторастоечный» отвечал выстрелами.

Наконец «Альбатросу» удалось прижать «Сопвич» к земле. Началось вынужденное

снижение.

— Черт с тобой, — сказал Бме, глянув вниз, на опускающийся самолет. — Живи. Не буду

тебя добивать.

В этот момент англичанин рванулся вверх и, поравнявшись с немецким летчиком, открыл

огонь.

Стрелял летнаб — из личного оружия. Он попал немцу в левую руку.

Бме выругался и ответил очередью. Англичанин загорелся...

С трудом, превозмогая боль, Бме посадил «Альбатрос». Подбежавшему механику он

сказал «пустяки» и потерял сознание.

Через два дня с госпитальной койки он уже писал бодрое письмо своей милой

корреспондентке Анне-Мари:

«Еще со времен начальной школы по чистописанию я не получал выше тройки, иногда и

четверки, однако сегодня Вы поставили бы мне балл и пониже. Это из-за того, что мне

приходится писать в постели; к тому же я не могу использовать левую руку, чтобы