наблюдал за ним. Он был красив. Широкое скуластое лицо, которое немного
портило выражение скучающей тупости; развитая грудь, большие бицепсы, круглые белые ягодицы, выделяющиеся на фоне загорелого тела. Когда он
проделывал все эти манипуляции со своим большим, оформившимся, неожиданно тёмным членом, я вдруг потерял контроль над собой и
почувствовал, что мой собственный начинает опасно набухать. Чтобы как-то
отвлечься, я стал тараторить про себя первое попавшееся стихотворение: “Скрыла руки под тёмной вуалью, отчего я сегодня бледна…” Тут он
повернулся, наклонился и раздвинул ягодицы, “Оттого, что я терпкой
печалью напоила его допьяна…”. Ахматова не помогала. Самое неприятное
было ещё и в том, что я оказался будто между Сциллой и Харибдой: сзади
стояли зашедшие за мной мальчики, а передо мной - бугай. Я решил, что
один бугай лучше четырёх свидетелей, и остался стоять к нему лицом. Я не
знаю, заметил ли он что-нибудь, но, проходя мимо, смерил меня полным
презрения взглядом, будто я был огромным насекомым.
Дальше началась настоящая пытка. Я и врача-то стыдился, а тут на меня
смотрели пять пар глаз, которые были отнюдь не так безучастны, как
хирург. Я надеялся, что моё возбуждение спадёт, но не тут-то было: несмотря на все усилия, а скорее даже благодаря им, предательский орган
не становился меньше. Я ни на кого не смотрел, потому что любой взгляд
смутил бы меня ещё больше, но я знал, что они всё видели и всё понимали.
Наконец, экзекуция была закончена, я быстро, но с достоинством прошёл к
двери, надел трусы и вышел из кабинета.
Не знаю, специально они ждали меня на улице или моя несчастливая звезда
столкнула меня с ними. Я сразу почуял неладное, когда увидел бугая, окружённого пятёркой парней, таких же крупных, как и он. Они все были
одеты в модные спортивные костюмы Adidas: чёрные пластиковые брюки на
резинке, черные или тёмно-синие куртки, белые футболки и видавшие виды
кроссовки. “Темные, зато не маркие”,- подумал я маминым тоном. Отступать
было поздно и некуда, нужно было пройти сквозь этот строй, чтобы попасть
на трамвайную остановку. Первым начал бугай: - А вот он, этот педрила, который на меня пялился. Ты чё, пидор, давно
пизды не получал?
- А ему не нужна пизда, он же пидор!
Компания заржала над этим изысканным каламбуром.
- Ну-к поди сюда, парень, расскажи нам, как там у вас, у пидоров всё бывает?
Я шёл с каменным лицом, будто их эскапады относились вовсе не ко мне. Но
долго это не могло продолжаться, потому что дорожка была узкой, и я
неминуемо должен был упереться в них. Наконец, один из спортивных
костюмов преградил мне дорогу и положил руку на плечо: - А ты чё, блядь, не здороваешься, когда с тобой разговаривают?
Я дёрнул плечом, чтобы сбросить его руку, но он больно ударил меня в
живот, так, что я согнулся. Кто-то толкнул меня сзади, я упал на колени, и они стали не сильно, но ощутимо пинать меня ногами. Поскольку я не
оказывал сопротивления, а избивать меня всерьёз никто не собирался, это
занятие скоро им надоело, но отпустить меня слишком быстро было
неинтересно. Бугай взял меня за плечи, приподнял и повернул к себе: - Слышь, ты, пидор, а хочешь у меня отсосать?
Пока один из его друзей держал меня за плечи, он расстегнул ширинку и
вытащил из неё свой толстый чёрный член. Никакой эрекции у него, конечно, не было, но он под всеобщий хохот стал трясти им перед моим
лицом, приговаривая: “Ну, давай, детка, ты же этого хочешь”.
- Ладно, Никитос, пошли на хуй отсюда, а то вон какие-то старухи уже
пялятся, щас ментов ещё, блядь, позовут,- сказал тот, что держал меня за
плечи и тут же закричал в сторону, Ш что вы, блядь, пялитесь, пошли на
хуй отсюда.
Никитос застегнул ширинку, пнул меня напоследок коленом в грудь, после
чего вся компания исчезла так быстро, как будто мне всё приснилось.
Хорошо, что не было Артура. Он бы не остался в стороне, и ему бы
досталось больше, чем мне.
Надо было вставать: прохожие начали на меня оглядываться. Где они раньше
были и куда смотрели, интересно? Мне захотелось крикнуть что-нибудь злое
в их адрес, как это сделал один из спортивных костюмов, но я промолчал, отряхнулся и поплёлся к трамваю. Пидор. Так меня не называли даже в
младших классах. А если и называли, то неосознанно, до конца не понимая, что это значит. И только сегодня это определение, от которого я старался
бежать, вылезло на свет, и я впервые открыто посмотрел на него. В моей
маленькой жизни начиналась новая эпоха.
Теперь я стал взрослым. Это случилось как-то незаметно. Взрослость моя
определялась не отношением окружающих, а скорее, неким самосознанием. В
детстве постоянно думалось: “Вот когда стану взрослым, мне разрешат
допоздна смотреть мультфильмы”. А теперь больше не было повода так
думать, потому что детство окончательно испарилось вместе с
мультфильмами. Появились другие временные зарубки: “когда я закончу
школу”, “когда я найду работу”, “когда я буду учиться в институте”. Я
ещё не знал деталей, но не было сомнений, что рано или поздно всё это со
мной случится. Лучше, чтоб быстрее.
Я по-прежнему учился в школе, но последний звонок уже звучал в моих ушах