i_0e02284c13ff104d

вообще не стал бы знаться с…

Да, впрочем, это другое. Нельзя, наверное, смешивать дружбу и отношения

с девушками. Хотя у меня ведь тоже есть Ира, но она никогда не была

помехой дружбе, я даже не посвящал Артура в свои чувства. Но это нельзя

сравнивать, потому что с Ирой у меня никогда ничего не получится. Да и

вообще ни с кем никогда ничего не получится - ни любви, ни дружбы. Не

надо было и пытаться. Как поёт Кинчев в одной из любимых Артуровых

песен: “И как эпилог всё та же любовь, и как пролог всё та же смерть”.

Если нет смерти, то не будет и любви.

Ну, надо понимать в более широком смысле, наверное, в наше время ведь не

всё так драматично. Если нет жертвы, то нет и любви. А я никогда ничем

не жертвовал по той простой причине, что жертвы мои никому не были

нужны. Да и нечем было жертвовать… Просто проживал себе свою

незаметную жизнюшку, как сказала бы Анна Андреевна, жил-поживал, появился Артур на горизонте, хорошо, появилась Ира - тоже хорошо. А там

что случилось то случилось. А теперь вот нет никого, потому что я не

смог сделать так, чтобы они остались. Впрочем, кто, собственно говоря, “они”? Диана с Верой мне не нужны.

Дни шли за днями, закончилась четверть, прошли каникулы, наступил день

нашего спектакля. Нам не хватало Вериной энергии, и ни у кого не было

желания работать, но Анна Андреевна приходила на все репетиции и

заставляла нас раз за разом прогонять роли.

Понимая, что мы уже едем по накатанным не ею рельсам, она старалась не

вмешиваться в творческий процесс, так что, можно сказать, её неучастие

было нам даже на руку.

- Ой, ребятки, какие вы молодчинки, всё так хорошо, у меня даже слов

нет,- то и дело приговаривала она, всплёскивая руками.

Мы снова втянулись в эту рутину, тем более что обратной дороги не было, и, в общем, так или иначе довели “Ревизора” до ума.

В день спектакля все принесли с собой из дома костюмы, которые были

сшиты родителями и в основном представляли собой старые перелицованные

пиджаки и длинные платья с нашитыми рюшами. Поглядев на нас, можно было

подумать, что мы собираемся играть в балагане, а не ставить Гоголя, но

это никого не смущало. Впрочем, большинство моих одноклассников не были

знакомы с модой прошлого столетия, поэтому все просто радовались, что

можно пощеголять в необычных нарядах. На мне был старый дедушкин пиджак: мама перешила на нём пуговицы, чтобы он не висел мешком, и добавила

полы, чтобы он хоть отдалённо походил на сюртук. На голове - самый

настоящий цилиндр, сделанный из картона, обтянутого чёрной тканью.

Цилиндр получился немного меньше, чем нужно, так что приходилось

постоянно придерживать его рукой, чтобы не сваливался. В этом костюме

мне предстояло петь в хоре и изображать купца. Загвоздка была в том, что

купцы никаких сюртуков и цилиндров не носили, но я решил, что для сцены

с купцами сниму цилиндр, ну а сюртук… Что ж, будет у меня такой

прогрессивный купец.

С самого утра настроение у всех было приподнятое. Никто особенно не

волновался, потому что мы столько раз повторяли одно и то же и были

уверены, что всё пройдёт без особых накладок. К тому же это ведь была

просто самодеятельность, от которой мало что зависело в нашей жизни.

Я впервые ощущал единение с другими. Причём, не с одним человеком или

несколькими, а именно со многими людьми: с одноклассниками, учителями, параллельными классами, которые ставили свои спектакли. Мне нравилось

чувствовать себя маленькой частью чего-то большого и радостного. Пусть

это большое и не заметило бы, если бы меня не было или если бы я пропал

в последний момент, мне невероятно нравилось, что столько людей делают

какое-то одно общее дело, и я делаю его вместе со всеми.

Мне было немного грустно, что Вера не увидит плодов своего труда и Артур

не примет участия в спектакле, но я старался не думать о них, чтобы не

разрушать это праздничное настроение.

В первых актах, где я пел в хоре или просто стоял в глубине сцены, всё

шло нормально. Кто-то иногда забывал слова, и ему подсказывали, кто-то

начинал смеяться не к месту, но быстро останавливался, но в основном все

старались играть так же как на репетициях. Я с самого начала чувствовал

себя на сцене немного странно. Я вдруг понял, что на меня смотрят

десятки глаз, эти люди (родители и ученики из других классов) раньше, возможно, даже не знали о моём существовании. А если и знали, то не

замечали. Зал был полон. Рампа у нас была достаточно скромная, поэтому

мы видели лица зрителей. Вот сидит Диана. Недалеко от неё - Ирин Вепрь.

Мне казалось, он больше смотрит на меня со своей вечной насмешкой, чем

на Иру. И ещё много-много людей, которых я, без сомнения, видел, но

которые никакого отношения ко мне имели. И вот теперь они глазеют на

меня, или даже говорят обо мне, или, что ещё более вероятно, смеются

надо мной. Эта мысль начала давить.

Я пытался отогнать её, убеждая себя, что у меня не такая уж и важная

роль, чтобы её оценивали, надо просто спеть соло небольшую песню от

имени купца, а потом уже остальные подхватят. Но ведь в этом-то и был

весь ужас! Если мне не доверили нормальной роли, то лишь потому, что