i_0e02284c13ff104d

были уверены - я не справлюсь. Но и с этой маленькой ролью надо было

совладать, чтобы доказать - я не “отстой”, как сказал бы Артур. Но смогу

ли я оправдать их ожидания или, наоборот, докажу всем и в первую очередь

себе, что я на самом деле ни на что не годен, и даже этой незначительной

роли не следовало мне давать?

Мне вдруг стало страшно. Я убедил себя, что всё провалю. Радостные лица

моих “коллег-актёров” ещё больше удручали меня: “Они все такие

довольные, потому что уверены в себе. Не то что я”.

Так я промучился всю пьесу, стараясь петь не очень громко в общем хоре и

не слишком выделяться в массовке (хотя как тут выделишься). Наконец, подошёл мой выход. В центре сцены я понял, что забыл снять дурацкий

цилиндр, который вовсе не шёл купцу! Уже играла фонограмма моей песни, а

я всё не знал, вернуться ли мне за кулисы или просто снять цилиндр, и

если снять, то куда его деть: положить на пол или оставить в руке. В

любом случае будет смотреться глупо. Я решил снять и заложить за спину, так чтобы его не было видно. Между тем я пропустил начало мизансцены, мне зашикали из-за кулис и поставили музыку ещё раз. Теперь я начал

вовремя, но сбился на второй строфе, забыв слова, подхватил на третьей, покраснел, увидел сожаление в глазах незнакомых людей на первом ряду и

окончательно стушевался. Я допел свою песню совсем тихо, пропустив

куплет в середине, впрочем, наверняка меня совсем не было слышно. Как

только фонограмма закончилась, на сцену высыпали одноклассники и начали

петь, как мне показалось, нарочито громко, чтобы сгладить впечатление от

моего выступления.

Когда отзвучали последние аплодисменты, мы спустились со сцены, и нас

попросили посидеть немного в зале, потому что директриса собиралась

сделать какое-то объявление. Мне не хотелось её слушать, единственным

желанием моим было скрыться куда-нибудь от насмешек одноклассников. Я не

просто провалил своё выступление перед классом и всей школой, я

заработал сегодня такую репутацию, о которой пару лет назад и мечтать не

мог. Раньше только мои одноклассники знали, что я задрот и слабак, остальные меня просто не замечали. Теперь о моём существовании знают

все. От этой мысли хотелось забиться в уголок и по-детски заплакать. Но

никаких потайных уголков в пределах видимости не было, да и плакать в

моём возрасте было странно. Так что пришлось сесть на гладкий деревянный

стул и погрузиться в прострацию, позволявшую не думать о моём позоре.

Как это часто бывало со мной в минуты расстройства, казалось, мир рухнул

и лучше бы мне вовсе исчезнуть. Не умереть - я не думал тогда ещё о

смерти как о возможности избавиться от проблем,- а просто исчезнуть, как

будто меня вовсе никогда не было. Если бы я умер - скажем, попал бы под

машину, выпал из окна или повесился бы на спинке стула, как один мальчик

из параллельного класса,- все бы, конечно, начали жалеть меня и говорить

обо мне (правда, не факт, что в том ракурсе, в котором мне хотелось).

Например, про того мальчика говорили, что он увлёкся таким видом

онанизма, когда придушиваешь себя немного и от этого кончаешь. Было

приятно осознать, что кто-то подвержен ещё более разрушающему пороку, чем я, но становилось страшно, что меня рано или поздно ждёт похожая

судьба и аналогичные сплетни. А если бы меня никогда не было на свете, то ни у кого не возникло бы желания и обсуждать меня. Мама как-то в

сердцах обмолвилась, что зря не сделала аборт. В такие дни, как сегодня, я был с ней согласен.

Я не думал ни о чём конкретном, но в моей голове безо всякой видимой

связи проносилось множество разных образов, заставлявших жалеть себя ещё

больше. Артур, который вошёл в класс, стреляя испуганными и наглыми

чёрными глазами, и вдруг направился к моему столу. Диана, выходящая из

кабинета УЗИ: глаза её искрятся, а губы напряжены, чтобы не расплыться в

улыбке. Вера, которая открывает дверь своей квартиры и не знает, смотреть на меня или не смотреть, говорить что-то или бежать вынимать

каравай из печи. Так много всего произошло за такое короткое время. Мама

говорила, что Артур рано ли поздно предаст меня и смоется. Артур и

правда пропал, но только вопрос с предательством оказался скользким.

Интересно, его родители тоже обо мне такого мнения? Хотя они меня ни

разу не видели… “Вольному воля, спасённому боль”. Артур был вольным, а

я спасённым. Спасённым от чего? От дружбы, наверное, которая так много

требовала. И от любви. Ну что же, мне не привыкать. Вот только со

спектаклем жаль, что так получилось. К тому же…

Тут мои размышления были прерваны оглушительным писком микрофона, а

потом кто-то чуть не с разбегу плюхнулся на соседний стул и больно ткнул

в бок локтем. У меня захватило дух от какой-то неземной, всеобъемлющей

радости, такой, какая бывает, наверное, если вдруг выйти из полутёмного

трюма на нос корабля, который уносит тебя в незнакомые и счастливые

края. Я ещё не видел его, но знал, кто это. - Ну ты чё, чел, расселся-то

нах. Давай двигай жопой!

История 3. Имя

- Ну ты чё расселся-то нах. Один на всей скамейке. Давай двигай жопой.

Здоровый, как стена, парень, по виду года на два старше меня (хотя мы