наверняка были одногодки), плюхнулся рядом и так широко расставил ноги, что натянулись его серые “семейники”. Наверное, из соседней школы.
Откуда у них только берутся такие бугаи? Вот кого надо в армию
отправлять раньше срока: всё равно никакого толку не выйдет. Он, наверное, теорему Пифагора до сих пор не выучил, что ему в старших
классах делать? Вообще-то это была моя очередь в кабинет хирурга, но я
решил не настаивать и пропустить бугая вперёд.
Было зябко и неуютно. Деревянная скамейка не согрелась даже после того, как я просидел на ней несколько минут. А тут ещё пришлось подвинуться, и
я не мог справиться с покрывшими всё тело мурашками. Вокруг стояли, сидели, ходили голые, в одних трусах, парни из разных школ. Среди них
были и мои одноклассники, но они как-то затерялись в толпе, так что я
чувствовал себя одиноко в недружественной и даже угрожающей среде. Я
боролся с желанием поднять глаза и смотреть на всё, что происходит, раньше я не видел такого скопления голых тел. На пляже видел, конечно, но там они смотрелись органично, поэтому было неинтересно за ними
наблюдать. А здесь, в узких грязных коридорах военкомата, где то и дело
сновали туда-сюда врачи и медсестры в белых халатах, а также какие-то
невероятно толстые люди в форме и с красными лицами, раздетые подростки
смотрелись странно и не к месту. Это возбуждало интерес, но я боялся, что кто-нибудь его заметит, поэтому уставился в пол. Иногда удавалось
бросить незаметный взгляд, как, например, на семейные трусы бугая рядом
со мной, но я старался тут же отводить его.
Жаль, не было рядом Артура. Мы бы держались друг друга, шутили и
смеялись. Можно было бы на всех смотреть, потому что когда ты не один, это не выглядит подозрительно. Он бы, наверное, подначивал меня и
издевался над моей наготой, но я уже привык к его шуткам. Ему предстояло
попасть в эти стены только через полгода.
Наконец, бугай встал и вразвалку, кряхтя, как будто выйдя из бани, вошёл
в кабинет. Теперь надо ждать очереди. Я сел поближе к двери. Скамейка
была ещё тёплой и показалась мне даже теплей, чем та, на которой я сидел
раньше. Вот уж он её нагрел-то.
Интересно, мне одному неловко или все остальные чувствуют то же самое?
Бугаю было, наверное, всё равно. Его хоть на Красную площадь в одних
трусах отправь, он будет так же кряхтеть, как будто это совершенно
нормально - ходить полдня в таком виде перед совершенно незнакомыми
людьми обоих полов. И что они там делают у хирурга?
Подошла моя очередь. Я встал, стараясь смотреть в пол, и открыл белую
деревянную давно не мытую и не крашеную дверь. В кабинете было пятеро
абсолютно голых парней. Только один из них учился в нашей школе, остальных я видел впервые. Они стояли в ряд перед столом врача, осматривавшего одного из них. У меня перехватило дух, настолько
неожиданным было это дефиле, но меня быстро вернула в сознание сидевшая
рядом с дверью медсестра, которая произнесла механическим голосом: “Школа, класс, фамилия”. Я назвался, она тем же скрипом ржавого, работающего из последних сил робота сказала: “Трусы снимаем, стоим, ждём”.
Парни стояли боком ко мне, свободно, как в очереди за картошкой. Бугай
так вообще заложил руки за спину и прислонился к стене. Только мальчик
из нашей школы, такой же субтильный, как и я, стоял, стыдливо прикрыв
чресла руками. Я и тут старался ни на что и ни на кого не смотреть, но
всё же не смог перебороть себя и оглядел бугая с ног до головы. Вот это
да. Такого даже в музее не увидишь. Он перехватил мой взгляд, и я
покраснел до ушей. Надо было куда-то смотреть, но куда ни посмотришь, всё время натыкаешься взглядом на голое тело. Выдавали бы какие-то
повязки на глаза, что ли.
Самое интересное происходило перед столом врача. Хирург (мужчина лет
сорока с чеховской бородкой и редкими русыми волосами, в белом халате и
круглых очках, которые при большом желании можно было принять за пенсне) крутил перед собой очередного мальчика, просил его развести руки, поднять ногу, осматривал позвоночник, а потом вдруг начал трогать его в
промежности. Со мной такое уже случалось много лет назад, мне и тогда
все эти действия казались слишком интимными. Мальчик стоял, стараясь ни
с кем не встречаться взглядом, а остальные украдкой наблюдали за ним
(хоть тут я не один такой любопытный). “Так, а теперь сам заголи
головку”,- сказал хирург будничным голосом. Впрочем, каким он ещё
голосом мог говорить? Разве головка требует особенного пиетета? Парень
сделал то, о чём его просили, после чего хирург развернул его и попросил
нагнуться. Всё это происходило достаточно быстро, но мне хватило и
этого, чтобы во мне что-то зашевелилось. Я испугался, что моё волнение
будет замечено, это был бы полный позор. Особенно если принять во
внимание этого парня из нашей школы. Я снова уставился в пол, пока
очередь не дошла до бугая.
Он стоял совсем близко и исполнял все просьбы врача с каким-то
отсутствующим и немного скучающим видом, будто говоря: “Ну, что тебе
ещё? Головку заголить? Давай побыстрее заканчивай эту бодягу, а то мне
курить охота”. Я не смог заставить себя отвернуться и исподтишка