смех, задыхаясь от хохота, это длилось до тех пор, пока мы не совершили
аварийную посадку.
Вадимовна быстро подошла к нашей парте, бросила сочинение перед Артуром, посмотрела на меня своим уничтожающим взглядом и сказала: - Я не вижу ничего смешного, Артём, в том, что твой приятель не только
не умеет излагать мысли на бумаге, но, похоже, не в состоянии произвести
на свет мысль, достойную быть написанной.
Прозвеневший звонок закончил это аутодафе. После того как Вадимовна
осекла меня, смеяться расхотелось. Произошло страшное. Она не просто
рассердилась на меня, она наверняка перестала меня уважать. Теперь я
буду для неё не одним из интересных учеников, а просто тенью, которая
занимает место в классе и якшается с такими, как Артур.
Самому Артуру, конечно, всё равно, свою тройку он получит, если не будет
больше выступать, разумеется. А мне, которому нужны были не столько
оценки, сколько признание, оставалось лишь надеяться, что я заслужу её
расположение чем-то совершенно гениальным.
Подавленные, мы шли по рекреации, не поднимая глаз, боясь встретиться с
сочувствующими взглядами одноклассников. Не сговариваясь, свернули в
раздевалку, оделись, вышли на улицу и, не произнося ни слова, направились в сторону моего дома. Наконец, Артур встряхнул головой, посмотрел на меня с наигранным весельем и сказал: - Да и хуй с ней! Ладно тебе, чел, бля, не расстраивайся. Она так будет
каждый раз надо мной издеваться, что ли? Да нах мне нужны эти сказки. Да
она вообще не понимает ничего. Написал и написал. Не нравится - поставь
свою, блядь, двойку молча. Чего тебе ещё?
- Артур, во-первых, прекрати материться.
- Да, ладно тебе, Тёма меня учить. И ты туда же? Ещё тоже мне друг
называется. Мог бы лучше сочинение написать.
Моё сердце радостно забилось. Я надеялся, что Артур не заметил
охватившего меня волнения. Литературная катастрофа была выбита из головы
этим словом, над которым я так долго думал и которое, наконец, прозвучало из его уст, пусть даже и в таком негативном контексте; словом, которое было таким важным для меня; словом, значение которого
было так сложно понять; словом, которое я никогда бы не решился
произнести, потому что это было бы равносильно признанию, пусть даже и
невинному, но обнажающему сокровенные уголки моей души. Пусть это был
просто ярлык, который можно вешать (или не вешать) на отношения, но
теперь я обрёл совершенно новое для себя качество: у меня был друг!
Внезапно я снова вспомнил Вадимовну, стоящую рядом с нашей партой. Как
она сказала? “Мне стыдно за твоего приятеля”. “Приятель”,- это, конечно, не “друг”, но эту реплику можно воспринимать как публичное признание.
Если и Артур, и учителя, да и все остальные думают, что мы друзья, значит, наша дружба становится ещё более настоящей и… узаконенной, что
ли. Эти мысли носились, как чайки вокруг рыболовецкой шхуны: “Друг!
Друг! Друг!” - кричали они. И мне хотелось прыгать и кричать им в ответ: “Да, друг! Да, друг!” Я был готов обнять Артура и станцевать с ним
что-нибудь радостное, но он наверняка не понял бы причины моего счастья, так что я просто сказал первое, что пришло на ум, отвечая на его
последнюю реплику про сегодняшний урок:
- А и правда, Артур. Хуй с ним, со всем!
Дело это быстро замялось. Вадимовна просто исключила Артура из поля
зрения, как она это делала со всеми остальными двоечниками. Это не
значит, что время от времени она не зачитывала очередные Артуровы
“перлы”, но делала это не реже и не чаще, чем раньше. Артур понял, что
ему лучше помалкивать, раз уж сама Вадимовна о нём забыла. Что касается
меня, то я получил свою пятёрку в четверти: Вадимовна не была
мстительной. Я уже думал, что на моей школьной карьере эта история никак
не отразится и практически забыл о ней, но она дала о себе знать гораздо
позже.
Если первый случай, когда я стал свидетелем бойцовских качеств Артура, нельзя назвать вдохновляющим, то во второй истории было даже что-то
рыцарское.
Одним из преимуществ появления Артура в моей жизни стало то, что я
перестал быть объектом постоянных насмешек. Сначала я не заметил этой
перемены, но потом понял, что меня не то чтобы совсем оставили в покое, но в его присутствии ни у кого не возникало и мысли выпотрошить мой
ранец или засунуть в него окурки, собранные на улице. Либо мои враги
постепенно выходили из возраста, когда нужно ежедневно доказывать свою
состоятельность унижением других, либо просто присматривались к новенькому.
Однажды мы направлялись ко мне домой, прогуливая очередной урок
физкультуры. До Нового года оставалась пара недель, но на улице пахло
весной. Так бывает в наших краях, когда в середине зимы не просто
наступает нежданная оттепель, а весь город вдруг преображается, перепутав декабрь с апрелем. Снег проседает, становится серым и тяжёлым, птицы начинают петь по-весеннему, кажется, ещё чуть-чуть - и на ветках
появятся почки. Мы шли по снежной жиже, обсуждая грядущие каникулы.
Артур уезжал с родителями в свой родной город, а я не знал, оставаться
ли мне дома или отправиться-таки на дачу. Вдруг мне в голову попал