вышли из комнаты с игрушками на крышу небоскрёба. Для начала нужно было
оглядеться и понять, где мы находимся, но чтобы сделать это, пришлось бы
заглянуть в пропасть, которая притягивала к себе и от которой
захватывало дух.
Раньше мы просто жили, радуясь, если был повод для радости, расстраиваясь, если случались неприятности, не особенно задумываясь над
тем, кто мы такие и что происходит вокруг. Жизнь была проста, потому что
мы сами были просты. Но мало-помалу внутри нас стали появляться вопросы, которые было некому задать и которые не имели ответов. Эти вопросы
копились и копились, и приходилось придумывать ответы самим, на свой
страх и риск решая, что такое хорошо, а что такое плохо.
Шесть дней в неделю я проводил с Артуром и только в воскресенье помогал
маме по дому, ходил в магазин или ездил на дачу. Один я оставался и на
каникулах, потому что Артур уезжал в свой родной город. Неожиданно
сложным оказалось лето, когда пришлось расстаться на три длинных месяца.
Поначалу одинокие летние дни тянулись ещё медленнее, но потом дачная
рутина отвлекла меня, и я перестал думать об Артуре, пока, наконец, не
наступил сентябрь и мы не встретились с ним возле школы, подросшие, с
белозубыми улыбками на загорелых лицах.
С того момента, когда я приглашал Артура на дачу, прошло много времени.
Мы не возвращались к этой теме, потому что дача была далеко, нам было
всё равно, где предаваться безделью, к тому же он наверняка не хотел
лишний раз отпрашиваться у родителей. Но вот в одну из суббот, когда мы
брели после школы в сторону моего дома, Артур вдруг спросил: щ А чё, чел, дача-то где у тебя?
- Час на электричке от Пискарёвки. А что?
- Да у меня к отчиму друзья приехали, полный дом народа сегодня и
завтра. Я подумал тут, может, если к тебе на дачу рвануть, будет круто.
Пригласить друга на дачу - было в этом что-то очень взрослое. Я решил не
спрашивать разрешения у мамы, чтобы не вдаваться в лишние объяснения и, как часто это делал, просто оставил ей записку.
В электричке Артур пил пиво, пряча бутылку, если рядом проходили
взрослые, иногда курил в тамбуре, всё так же зажимая сигарету в кулаке.
Когда мы приехали, уже начинало темнеть, фонари ещё не горели, и мы шли
в густых зимних сумерках. Я вспомнил, как раньше ходил закутанный в
шапку и шарф, слушая отдававший в уши хруст снега. Тогда я был совсем
один, окружённый всей этой зимой, через которую приходилось продираться
к тёплому дому. Теперь всё было иначе. Рядом со мной шагал человек, с
которым было невероятно приятно идти по снегу, смеяться и толкать его в
сугробы.
Бабуля удивилась нашему приезду: “А чего не предупредил-то? Чем
кормить-то вас? И я не топила сегодня ещё, вы замёрзнете совсем”. Мы
уверили её, что не голодны и нам вовсе не холодно. Она приготовила ужин, и мы уселись смотреть телевизор. В какой-то момент, когда бабуля вышла, Артур вдруг достал что-то из подушек дивана: “Хуяссе, у тя бабушка
развлекается!” - воскликнул он с удивлением и показал мне карту -
бубновый валет, на котором свинопас с пышными усами, окружённый
фрейлинами, приближается к задравшей юбку принцессе.
В один момент всё, связанное с этой картой,- те зимние каникулы
несколько лет назад, Ира, любовь, прогулки на мою опушку - пронеслось
перед глазами. И вспомнились сами карты, как я разглядывал их в первый
раз, шокированный своим открытием. Я всё время хранил в голове эти
образы, но никак не мог представить, что увижу их снова.
- Ты что, идиот, Артур?! Она нас убьёт, если увидит. Это не бабушка, это
человек один тут забыл. Отдай.
- Какой такой “человек”, Тёмыч, у тебя это забыл? Смотри, какой у него
елдак, он ей сейчас всю жопу разорвёт.
- Артур, я тебя прошу, перестань материться и отдай мне карту,- сказал я
со всей возможной строгостью.
- Ой, ой, боюсь, ну ладно, чел, ништяк, ты чё, тебе нельзя такие карты, ты же у нас правильный мальчик, трусы себе запачкаешь.
- Артур, я тебя прошу, прекрати кривляться,- настаивал я и протянул ему
руку с таким видом, как будто хотел сказать: “Даю тебе последний шанс, прежде чем перейти к решительным действиям”.
Артур не шевелился, испытывающе и хитро глядя на меня, ожидая, что
произойдёт дальше. Тогда я, не отдавая себе отчёта в том, что делаю, попытался отнять у него карту. Первый раз в жизни я предпринял попытку
добиться чего-то силой. Некоторое время мы возились на диване - Артур
прятал карту за спину, а я, обняв его, пытался дотянуться до неё. В
конце концов, карта оказалась в моих руках, и мы оба застыли в
неудобной, но странно приятной позе: руки Артура были по-прежнему
заломаны, я лежал на нём, и мы часто дышали друг другу в лицо. Мне бы
хотелось долго лежать так, ощущая дыхание Артура, пропитанное сигаретами
и ещё чем-то кислым, но всё равно такое необычно сладкое. Я, наверное, задержался дольше, чем того требовали обстоятельства, и тут Артур, как
это часто с ним бывало, сделал что-то совершенно неожиданное - с
растягом, широко раскрыв рот и сильно высунув язык, по-собачьи лизнул
меня в лицо. Меня охватила ещё большая дрожь удовольствия, я, изображая