i_0e02284c13ff104d

- Бля, я тоже, чел, во дела, я никогда ещё на уроках не спал. А ты, Тёма, горазд ржать. А то ходил важный, как гусь, я даже и не знал, умеешь ты улыбаться или нет.

- Ну ладно, я, ха-ха-ха, ещё и не то, ха-ха-ха, умею.

- Пошли курить, Тёма.

- Нет, Артур, курить я не пойду. И вообще я на физру не хочу идти, наверное, домой пойду.

- Я тоже на физру не хочу идти, и вообще у меня формы с собой нет. А ты

далеко живёшь?

Я остановился. Раньше ко мне никто не приходил. Не то чтобы это

запрещалось, но поскольку такой надобности не возникало, я как-то не

успел спросить у мамы, можно ли мне приглашать… друзей? Странное

слово, никогда не имевшее ко мне отношения, я сам, не говоря уж об

окружающих, всегда использовал его только для обозначения отношений

между третьими лицами (“Миха и Сергей - друзья” или “Форестье был другом

Жоржа Дюруа”).

Я сомневался, можно ли называть другом Артура, и к тому же не понимал, где та грань, за которой одноклассники становятся друзьями? Должно ли

пройти какое-то время? Безусловно, должно - отвечал я сам себе - но

какое? Месяц, несколько недель, год? Когда можно с уверенностью

произнести в повседневном разговоре: “Мой друг Артур тоже покупает эти

зелёные тетрадки”? Уж точно не через два дня. Или дело не во времени, а

в том, что люди сами решают, называть ли себя друзьями или нет? Но кто

из двоих должен принять такое решение, не ставя второго в неловкое

положение? Все эти вопросы проносились в моей голове, пока мы шли к

моему дому, а Артур всё смеялся, вспоминая, как я проснулся от звонка, посмотрел на него и начал ржать.

Дома мы попили чаю с бутербродами, нам оставалось ещё полчаса до выхода

в школу.

- Ну, чего делать будем? - спросил Артур. - Давай полежим?

Я не ожидал такого предложения, хотя, понятно, это было именно то, что я

привык делать в свободное время. Я не подал виду, что меня обрадовала

его мысль. Мы легли на диван, Артур первым задрал ноги на стену, приняв

мою любимую позу.

- Слышь, Артём, а ты музыку любишь? - мне понравилось, что он назвал

меня полным именем.

- Люблю, наверное, а что?

- Ну так. А ты какую музыку любишь?

- Всякую. Не знаю, если честно, никогда не думал об этом. Я соврал, конечно. У меня было четыре кассеты, которые я постоянно слушал, когда

мамы не было дома. Три из них я купил на сэкономленные (проще говоря, стибренные) деньги, а четвёртую переписал у одного из маминых друзей.

Это были три альбома Army of Lovers и один Pet Shop Boys. Я не понимал

ни слова из того, что пелось в их песнях, но мне почему-то казалось, что

пели они что-то крайне важное именно для меня. Но пока что я решил

держать в секрете свои музыкальные предпочтения от Артура, не будучи

уверенным в его одобрении.

- А я “Алису” люблю. Знаешь?

- Нет.

- Фигассе, чел, “Алису” не знаешь! Костю Кинчева не знаешь?! Ну вы тут

ваще отстали, я смотрю. У тебя магнитофон есть?

- Есть, но мама не разрешает пользоваться

- Да ладно, бля, Тёма, “мама не разрешает”. Мы немного в следующий раз

попользуемся, ей ничего не скажем. Или можем ко мне поехать, у меня

послушать. Но тогда после уроков надо, а то далеко.

Я по-прежнему не понимал, стали ли мы друзьями или оставались

одноклассниками, которые проводят много времени вместе. Мы сидели за

одной партой, вместе стояли на переменах, когда Артур не курил, и я

провожал его до остановки после уроков, если он уезжал домой, не зайдя

ко мне. Я часто писал за Артура контрольные работы, потому что не мог

устоять перед этим его взглядом голодного щенка. Он, правда, исправлял

мои решения, чтобы получить тройку. Когда я спросил его, зачем, он

иронично ответил: “Не пойму, Тёма, умный ты чел или не очень. Если я

вдруг заделаюсь отличником, все поймут, что я не сам это пишу. А к

тройкам ни у кого вопросов не возникнет”.

Все уроки мы теперь прогуливали вместе, кроме тех, что решали проспать.

Дома он оставлял свои лесные повадки, становясь проще и естественнее. Мы

валялись на диване, болтали, пытались иногда делать уроки, но это не

особо получалось: я не мог сосредоточиться, а Артур вообще делал

домашние задания лишь в исключительных в случаях.

Мне с ним нравилось. Это было новое ощущение, чувство родства и

единства. Даже если просто находишься рядом с кем-то, кто тебе

нравится,- понимаешь, что ты не один.

У нас появились ритуалы типа рукопожатий при встрече или сна на уроках

истории. Поначалу я каждый раз отмечал это и получал удовольствие, когда

Артур протягивал мне свою худую острую лапку, но несколько месяцев

спустя перестал уделять внимание таким мелочам. Артур по-прежнему

старался шокировать меня как можно чаще, и у него это легко получалось.

Я же немного наигранно реагировал на его замечания, даже если похожая

мысль крутилась в моей голове за секунду До того, как её произносил

Артур. Более того, иногда он предупреждал мои невысказанные желания, которыми я не стал бы с ним делиться, боясь разрушить образ “правильного

мальчика” (“Тёма, давай, короче, вообще на всё забьём и ко мне поедем”).

Мне оставалось лишь делать изумлённое лицо и говорить что-то вроде: “Ты

совсем с ума сошёл!” - а потом соглашаться на его уговоры.