увесистый твёрдый снежок. Мы остановились и обернулись: перед нами
стояли трое мальчиков из нашего класса и ещё двое из параллельного.
Снежок, видимо, кинул Миха, их извечный предводитель.
- Смотрите ребзя, вот наши голубки гуляют,- сказал один из парней, остальные засмеялись,- что вы там дома делаете, пока все в баскетбол
играют, дружочки?
Я, как всегда, стоял и ждал, чем всё это закончится, не отвечая на их
шутки. Зачем драться, будет только хуже, а так они рано или поздно
отстанут. Но у Артура было другое мнение на этот счёт. Он набычился, как
тогда на уроке литературы, и ответил:
- Тебе какое дело, урод? Чего, бля, вылупился, давно тебе рыло не чистили?
После этой фразы я не на шутку испугался. Это было, пожалуй, более
безрассудно, чем заявить Вадимовне, что она обсасывает сочинения. Теперь
нам было не избежать взбучки, учитывая, что их было пятеро, а нас - один
с четвертью (я-то слабо представлял, что смогу сделать, если мы начнём
драться).
Парни обступили нас, мы смотрели друг на друга, не произнося ни слова.
Неожиданно Артур выбросил кулак и ударил Сашу из параллельного класса.
Тот схватился за лицо, потом попытался ударить Артура, который увернулся
и попал прямо в руки Михи.
Всё время, пока били Артура, я лежал в снегу. Я честно пытался встать, но каждый раз кто-нибудь толкал меня кулаком или ногой, так что я падал
опять. Надо признать, я не слишком усердствовал в своих попытках, понимая, что ничем не смогу помочь Артуру, но зато сделаю хуже себе.
Наконец, драка закончилась, и наши обидчики разбежались. К моему
удивлению, Артур был не в таком уж плачевном состоянии. Губа разбита, под глазом красовался синяк, но он не казался расстроенным.
- Суки, блядь, я им покажу голубков. Я их всех по одному изловлю. Я их, блядь, так разукрашу, что их мама не узнает!
- Ладно тебе, Артур, успокойся, их и так мама не узнает, ты их уже
разукрасил.
- Да! А ты что делал, пока я их красил, друг? - сказал Артур, посмотрев
на меня с усмешкой.
Мне стало стыдно за то, что у меня нет ни одной ссадины, но Артур быстро
отвёл глаза и больше к вопросу о моём участии в драке не возвращался.
Пока мы шли домой, он ругался вслух, а я думал о произошедшем. Это была
не просто драка. Это была драка, когда кто-то (а вернее, не кто-то, а
мой друг) дрался за меня с моими обидчиками. Не стоит драматизировать, подумал я, он и за себя дрался, нас-то обоих обозвали голубками, но если
бы мы не были вместе, ему не пришлось сейчас размазывать кровь по
разбитой губе. Это уже была не просто дружба, а что-то… мушкетёрское.
Я уже запамятовал о том, что не принимал участия в сражении, и шёл, исполненный гордости и радостного осознания - теперь я не один. На
радостях я забыл о своей роли отличника: - Артур, давай завтра не пойдём в школу, а поедем ко мне на дачу.
Сегодня уедем, а завтра вечером вернёмся.
- Ты чё, чел, что я родителям скажу. У тебя там, небось, и телефона-то нет.
- Есть телефон на улице. Но он зимой не всегда работает…
- Ну да, “не всегда работает”,- передразнил меня Артур,- давай лучше ко
мне поедем, не возвращаться же в школу в таком виде.
Артур жил далеко. Нужно было ехать на автобусе, потом пересесть на
трамвай - поездка заняла почти час. Его район мало чем отличался от
нашего: такие же многоэтажки, много хрущёвок, расставленных, как
консервные банки в витрине универмага. Я подумал, что “С лёгким паром!”
не обязательно было разносить по двум городам - тут в своём дворе легко
ошибиться домом. В одной из таких хрущёвок и жил Артур.
Мы с мамой очень редко ходили в гости, поэтому я не часто бывал в чужих
квартирах. А если и бывал, они все были похожи на нашу: такой же сытый
советский быт, пусть даже и разбавленный бедностью последних лет. Эта
скудость в основном касалась наполнения холодильников, а также всякой
новой техники. Серванты ломились от фарфора и хрусталя, а стиральная
машина была недоступной роскошью. Вместо кино мы ходили в видеосалоны, где стоял обычный кинескопный телевизор, подключённый к видаку, на
котором крутили боевики с Джеки Чаном, озвученные гнусавым мужским голосом.
Съёмная квартира Артура была полной противоположностью всему, что я
видел раньше. Она была неустроенной и неуютной. Старую мебель, за
которой никто не ухаживал, расставили непродуманно и неудобно: большой
диван громоздился посреди комнаты, старый буфет закрывал часть оконного
проёма, зато напротив дивана расположилась новая стойка с телевизором, о
которой так мечтала моя мама (без всякой надежды купить её). Повсюду
валялась одежда, журналы, какие-то коробки. На полу лежал большой палас
неопределённого цвета, покрытый слоем не то шерсти, не то пыли.
Маленькая кухня с когда-то белой мебелью производила ещё более
удручающее впечатление. На стене не красовалось панно с лебедями из
керамической плитки, на столе не стояла хрустальная ваза для фруктов, на
полу вместо линолеума или паркета тускнел местами побитый кафель. Зато
повсюду стояли пустые пивные бутылки и блюдечки с окурками, грязная
посуда и остатки недоеденных бутербродов. При этом квартира Артура была