i_0e02284c13ff104d

На меня никто не обращал внимания, пока под конец ужина мама не спросила: - Артём, а ты что это смурной такой? Случилось что?

При всех возможных нюансах маминой тактики она не должна была задавать

этот вопрос. Если ей известно, что случилось в среду, моё мрачное

настроение не должно казаться странным. Если она интересуется им и, кажется, делает это вполне искренне, значит… она ничего не знает!

Я пробурчал что-то про боли в животе, на что мама снова отреагировала

крайне странно. Самым что ни на есть нежным голосом она сказала: “Живот

болит, бедный, ну пойди, полежи. Если не пройдёт, выпей полыни”.

Всё это было необъяснимо и странно. Дело было не в предложении отдохнуть

(все привыкли к тому, что у меня время от времени болел живот), а в

интонации, с которой это было сказано. Мама играла какую-то необычную

роль, но меня не оставляло чувство, что она уже игралась раньше. Я

безуспешно пытал память в надежде вытащить на свет, когда и где мама

говорила со мной так, но она не давалась мне, подбрасывая лишь жалкие

намёки вроде тёплых прикосновений пыльного солнечного луча к щеке, от

которых почему-то накатывала необъяснимая слабость, под коленками

становилось щекотно, но воспоминание так и оставалось в дымке, не

принимая отчётливой формы.

Я вышел из-за стола, лёг на диван в соседней комнате и первый раз за

вечер расслабился, дремля под бесконечный диалог о чулках, докторской

колбасе и стиральном порошке - пока меня, наконец, не огорошило: Боксёр

не приехал! Погружённый в свои страхи, я даже не заметил, что первый раз

за лето мама приехала одна.

Где мне, впрочем, было думать о Боксёре, когда весь вечер я

прислушивался к маме, стараясь услышать отсветы грядущей грозы. Но их

там не было и не могло быть - она играла любящую мать, которая боится

расстроить своего ребёнка. Вот что это мне напоминало! Такое было уже

несколько лет назад, когда на дачу перестал приезжать папа. Конечно, как

же я сразу не догадался!

Я с предательским облегчением подумал, что Боксёра постигла та же

участь, что и всех его предшественников, и он просто не успел или не

захотел ничего рассказывать маме. В известной степени, эта ситуация была

мне на руку, ведь из преступника я превращался в жертву.

Я встал и с ещё более грустным видом пошёл пить настойку полыни, хотя

живот у меня вовсе не болел. Спрашивать маму о Боксёре я, впрочем, поостерёгся - вдруг она просто забыла о том, что он рассказал ей, а я

своим вопросом нечаянно обо всём напомню.

В эту ночь я уснул спокойно, с мыслью, что меня миновала большая беда.

Но проснулся я со смутным чувством тревоги, не отпускавшим меня все

последующие дни. Почему он не приехал? Неужели просто исчез, так же как

и другие мамины мужчины, и я никогда его больше не увижу? От этой мысли

сердце сжималось, и мне хотелось свернуться калачиком и поплакать. И

почему мама ничего не сказала? Неужели я снова останусь один?

Кроме того, меня волновала причина, по которой он исчез. Я не знал, почему пропадали другие, да меня они и не особенно интересовали. Их всех

что-то объединяло, но это не имело ко мне отношения. Мир взрослых был

недоступен, так что не стоило и пытаться понять, по каким законам он

живёт. Но так ли всё просто обстояло сейчас?

Я старался не думать об этом, но где-то глубоко таилось страшное, о чём

я мог только догадываться, потому что всё равно никогда не узнал бы

правды. Но сколько я ни таил от себя это знание, оно всё равно

прорывалось: Боксёр ушёл из-за меня.

Каждый день придавал мне больше уверенности, что во всём виноват только

я. Кто захочет жить с ребёнком, с которым явно что-то не в порядке. К

тому же Боксёр ничего не мог со мной поделать, он ведь не был моим отцом

и не имел права меня наказывать. Потому-то мама и не хотела, чтобы он

что-то узнал. Ему, наверное, стало за меня стыдно, и он решил оставить

нас, чтобы найти женщину с другим, нормальным и хорошим мальчиком.

Во мне таилась надежда, что он ушёл на время, но скоро поймёт, что

скучает по мне или по маме, и вернётся. Ведь не мог он просто пропасть

после поездки в Карелию, уроков плавания, шашлыков, а самое главное, после того как мы сидели на крыльце его дачи и я плакал, уткнувшись ему

в подмышку.

Дни проходили за днями, он не появился и на следующие выходные, его имя

не произносилось, будто его никогда и не было. Я анализировал

произошедшее и в итоге пришёл к выводу, что поскольку Боксёр умел

хранить секреты и даже скрыл историю с карате, в этот раз он просто

решил проучить меня своим отсутствием. Вместо того чтобы рассказать всё

маме, которая, несомненно, отругала бы меня, он решил показать мне, что

будет, если я не оправдаю его доверия.

Судя по спокойствию мамы, по тому, что она не проводила со мной

психологической беседы, он придумал какой-то предлог, чтобы не

появляться на даче.

Мне потребовался не один день, чтобы прийти к такому заключению, но

когда я поверил в это, мне стало гораздо спокойнее. Я получил ответ.

Теперь я стану хорошим, не буду делать ничего постыдного, тогда Боксёр и

все остальные поймут, что я переменился, и всё снова будет, как раньше.