i_0e02284c13ff104d

намазанными губами и красными щеками, а прекрасная королева, властительница умов и повелительница сердец. Я медленно и осторожно

(чтоб не упали клипсы) поворачивался то вправо, то влево, наслаждаясь

солнечным лучом, игравшим золотой цепочкой на моей груди.

Внезапно стукнула входная дверь, сердце упало: бабуля! Бежать было

поздно и некуда, да и разорённая шкатулка стояла посреди комода. Я

повернулся, готовясь просить прощения и обещать, что это был последний

раз, только бы она не рассказала маме. Ничего этого говорить не пришлось.

Передо мной стоял ошарашенный Боксёр. Между нами вдруг образовалась та

звенящая тишина, которую в других обстоятельствах назвали бы штилем

перед бурей. Мы оба чувствовали натянутость этого безмолвия, но боялись

нарушить его. Казалось, даже мухи перестали жужжать, а вся деревня

замерла. Оба маминых запрета, нарушенные одновременно, волновали меня не

так сильно, как стыд перед этим человеком (который ведь не должен был

приехать в середине недели, в неурочное для него время!). Второй раз он

застал меня за чем-то позорным, чему не было ни объяснений, ни оправданий.

Тишина неожиданно разрядилась глухим стуком об пол: упали обе мои

клипсы, тук - правая, тук - вторила ей левая. И вдруг открытая шкатулка

прохрипела после стольких лет молчания несколько бетховенских нот. - Ну

ты, парень, даёшь. Ты чего это? Разбитая этим восклицанием, тишина

взорвалась внутри меня - к горлу подкатило что-то тяжёлое, я всхлипнул, а потом вдруг захлебнулся в рыданиях. Я подобрал полы платья, выбежал на

улицу мимо Боксёра, который и не пытался меня остановить, быстро

взобрался на чердак и залез в дальний угол, где меня было трудно

отыскать. Там я долго сидел, размазывая кулаками слёзы и румяна, уткнувшись головой в обтянутые платьем колени, и думал, что теперь-то

всё точно кончено. Я - самый грязный мальчик на свете; меня все

презирают и стесняются. Я - наказание для мамы и бабули, и вот теперь

Боксёр смог в полной мере понять, с кем он живёт практически под одной

крышей. Если история с карате не раскрыла для него моё истинное лицо, то

теперь-то он наверняка перестанет со мной общаться.

Боксёр какое-то время звал меня снизу, потом поднялся наверх, открыл

дверь чердака, но залезать не стал. Я затаился. Он спустился, и через

некоторое время я услышал, как захлопнулись ворота. Никаких звуков снизу

больше не раздавалось. Я понял, что он ушёл.

Открытая шкатулка бабулю не удивила бы, потому что я и раньше иногда

брал её без спроса. Но то, что мне удалось избежать проблемы сейчас, ничуть не отвращало катастрофы в будущем. И бабуля, и мама скоро, конечно, обо всём узнают, и возмездие не заставит себя ждать. Помимо

того, что я потерял расположение Боксёра, я ждал, что чердак заколотят, меня увезут в город или даже отправят в лагерь. Что может быть хуже лагеря?

Ожидание наказания давило, я не мог ни минуты прожить, не думая о нём.

Была лишь среда, мама должна была приехать в пятницу вечером. Мне

хотелось, чтобы пятница наступила скорее, тогда, по крайней мере, можно

будет освободиться от мучительной неизвестности. Два дня протянулись в

бредовой прострации. Я сидел наверху, но не наряжался, суеверно боясь

прикасаться к платьям.

Я был на чердаке, когда хлопнули створки ворот, и мама с бабулей начали

что-то оживлённо обсуждать. Хотя я ждал этого момента, я не мог

пошевелиться от страха. Я знал, что буря грянет сразу, как только я

покажусь маме на глаза. Знал, что она знала, что я прячусь, потому что

боюсь этой бури, именно это обычно раздражало её ещё больше - но ничего

не мог поделать с собой. Я ждал, пока она позовёт меня и будет

невозможно оставаться в укрытии. Но, к моему удивлению, обо мне будто

забыли. Это пугало ещё больше. Может, она решила не подавать виду, что

ей обо всём известно, и ждёт, пока я признаюсь сам? А потом, когда я ни

в чём не признаюсь, будет ещё больше ругать меня за то, что я решил

хранить что-то в секрете, ведь “всё тайное рано или поздно становится

явным”. Или она не будет ругаться вовсе, а ждёт удобного момента для

психологической беседы? Чем может обернуться для меня такая беседа, можно было только догадываться, но я бы предпочёл скандал или даже

подзатыльник, чем обсуждение причин моего поведения.

В конце концов, бабуля позвала меня ужинать. Несмотря на опасность того, что мама ждёт явки с повинной, я решил делать вид, будто ничего не

произошло. Она, видно, тоже играла в эту игру, была со мной необычно

ласкова, и вопрос о том, что я делал всю неделю, прозвучал вполне

буднично, без тени угрозы или сарказма и даже с ласковыми интонациями, звучавшими обычно в присутствии гостей.

Во время ужина я сидел молча, уткнувшись в тарелку, и ждал, когда же, наконец, поднимут тему, которая должна волновать всех больше всего. Мама

говорила, что из магазинов пропал кофе и теперь, наверное, надо покупать

цикорий, бабуля отвечала, что у неё ещё осталось пять банок, так что, может, хватит, но вот, говорят, риса скоро не станет, надо бы закупиться

впрок.