Гуру

– С чего это ты забеспокоилась обо мне сейчас? Почему ты не волновалась обо мне, когда я была подростком? Когда горничные сообщали тебе, что еда куда-то девается из холодильника? Тебе это не казалось странным, мам? Тогда тебе не пришло в голову, что, может быть, пора побеспокоиться обо мне?

– Я не знала, – плечи Каролины дернулись вверх, к ушам. – Когда все только начиналось… я не знала.

– Да все ты знала. Просто изображала, что ничего не происходит. Это весьма в духе нашей семьи, не находишь? Прикидываться, что все абсолютно нормально, когда все рушится на глазах. – И это была политика не только ее родителей. Во время ночевок, когда они с Лизой смотрели ужастики, уплетая конфеты, Сэм умудрялась скрываться в ванной, чтобы опустошить себя под спасительный гул льющейся из крана воды. Лиза встречала ее каждый раз со странным выражением лица, но никогда никак не комментировала ее отлучки. В этом молчании Сэм ощущала, как подруга вступает с ней в тайный сговор. Всем было достаточно наплевать на Сэм, чтобы не пытаться протянуть ей руку помощи. – Было предельно очевидно, что я разваливалась на кусочки, мама. А ты сидела и ничего не предпринимала.

– Я не знала, что делать. Ты была слишком своенравная. Вообще не слушала нас.

– Даже не пытайся винить меня во всем, – прикрикнула на нее Сэм. – Я была ребенком. Ты была матерью. Защищать меня – это была твоя работа. А ты что делала? Отвела меня к какому-то диетологу, чтобы она мне вправила мозги. Тебе только это и было нужно. Чтобы у тебя под боком была идеальная куколка, которую можно было выставлять напоказ друзьям.

– Что? Диетолог? – переспросила сбитая с толку мать. – Ты о чем?

– Хватит придуриваться. Доктор Анат?

Каролина смерила дочь долгим взглядом.

– Саманта. Доктор Анат была одним из лучших специалистов по расстройствам пищевого поведения в Нью-Йорке. Мне рекомендовала к ней обратиться одна из моих коллег, партнер по моей врачебной практике. Ты же помнишь, что у дочери Джеки тоже были проблемы с едой?

– Что? Нет. Нет, она же… – Сэм вспомнила комнату ожидания с диванчиком песочно-коричневого цвета. Каждую неделю одна и та же девушка с воспаленными веками и брекетами на зубах покидала кабинет врача за пять минут до начала приема Сэм. Они избегали взглядов друг на друга, но аромат духов девушки заполнял все помещение и надолго задерживался в нем. Какой-то сладко-цветочный парфюм от полузабытой знаменитости, который Сэм пробовала в магазине, но название которого она запамятовала. Через какое-то время доктор Анат открывала дверь навстречу ей. «Готова принять вас, Саманта», – звала женщина, сторонясь, чтобы пропустить пациентку. Потом они долго сидели друг напротив друга в маленькой комнатушке без окон. Доктор Анат узнавала у Сэм, как прошла ее неделя, и что-то черкала в своем блокноте. Сэм всегда пыталась сказать то, что хотела услышать доктор. – Я не… – Сэм запнулась.

Она так давно рассуждала о своем детстве, что оно превратилось в перформанс, который разыгрывался каждый раз, когда у нее было интервью или она принимала участие в групповых дискуссиях. Возникал вопрос, могла ли она сама отличить, что в этом спектакле было от жизни, а что – чисто плодом воображения. Ужасающий парадокс.

– Но я помню, что ездила как-то в город. – Сэм предприняла очередную попытку навести порядок в мыслях. – На летние каникулы. И я подслушала, как ты говорила с кем-то у себя в кабинете. Она тебе рассказывала о своей дочери, о… рвоте. А ты заявила: «Они все этим занимаются в этом возрасте». Ничего страшного, заявила ты.

– Не припомню, что говорила такое. – Мать медленно придвинулась поближе, будто бы Сэм была диким зверьком, который в любой момент был готов обратиться в бегство. – Но если это так, то прости меня. Я знаю, что подвела тебя бесчисленное множество раз. Но я старалась, Саманта. Старалась изо всех сил. – Каролина положила ладонь на руку Сэм, и та поглядела вниз, рассматривая покрытые морщинками пальцы матери и обручальное кольцо с изумрудом меж двух бриллиантов квадратной огранки. Когда-нибудь матери не станет. Она умрет, а это кольцо достанется Сэм. И этот дом будет ее. У нее будет все, чего она всегда хотела, и она будет обречена на вечное одиночество.

Сэм перевела взгляд на лицо Каролины и представила себе, что должна видеть перед собой мать в этот момент. Чувствует ли она, как от дочери разит любовью? Ощущает ли она и то, насколько она порочна? Сэм подумала о руках того мужчины, соприкасающихся с ее кожей, о синяках, которые остались от его страстного желания сделать ее тело своим. В глубине горла она ощутила горький прилив желчи.

– Твоих усилий оказалось недостаточно, – прошептала она. – Мне требовалось больше от тебя.