Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Так и люди. Если с раннего детства и затем на протяжении всей жизни они не приучатся душой и телом переносить труды, то в случае, когда затем трудности нависнут над ними, они тотчас же сломятся, не будучи в состоянии сопротивляться. В этом убеждает и авторитет Миноса и Ликурга – великих законодателей, которых прославила древность[118]. Законодатели критян и спартанцев приучали молодежь не только к телесной выносливости, но и к душевному самообладанию. И потому они предписывали юношам, которые должны были воспитываться вне дома, бегать, прыгать, голодать, испытывать жажду, зябнуть, страдать от жары, чтобы натренированных таким способом легко можно было использовать для военной службы. Ведь изнеженность расслабляет души и тела людей, труд же укрепляет и закаляет. И потому только закаленные трудностями могут их переносить, приученные к ним легко приспосабливают душу и тело к перенесению опасностей и всяческих затруднений, когда потребует необходимость.

В этом случае я не могу предложить тебе, Убертино, никакого более славного примера ни из древности, ни из нашего времени, чем пример твоего отца[119]. <…>

Хотя он достоин бесчисленных похвал, однако славится он обычно более всего своей выносливостью в перенесении трудностей. И он действительно, как видим, так неутомим в трудах, так отважен в опасностях, что кажется, будто он совсем не обременен телом и не принадлежит к роду смертных. Ибо ведь из презрения к трудностям рождается также презрение к смерти и возрастает отвага, с которой он так бестрепетно противостоит любым трудностям, что заставляет думать, будто ничего он не боится, кроме, может быть, одного: чтобы не выпало ему на долю умереть стариком, в чем, на мой взгляд, он совершенно прав. Поистине всегда надо добиваться добродетели и устремлять душу к славным деяниям, а о долгой жизни не очень печься. Ведь каждый, кто даст должную оценку земным делам, легко поймет, что плоды долгой жизни менее ценны по сравнению со страстным стремлением к долгой жизни, а несчастья – больше, чем возможность надеяться даже на краткую жизнь.

Итак, честно живущему в мирное время и храбро сражающемуся на войне подобает все прочее переносить с душевным спокойствием, а смерть, когда бы она ни пришла, принимать спокойно и большей частью даже, когда потребуют случай или необходимость, идти ей навстречу. Не того ведь следует опасаться, что мы проживем вдруг мало, но того, чтобы не оказалось, что мы прожили свое время незначительно. Ибо человек в любом возрасте имеет возможность совершить нечто высокое. Сципион, например, позже первым названный Африканским, едва возмужав, сражался под предводительством отца за родину против карфагенян, и когда Ганнибал разбил римлян у Тицина, он спас своего отца, консула и военачальника, когда тот был тяжело ранен и окружен врагами[120]. Так в этой битве, из которой с трудом удалось бежать даже ветеранам, Сципион совсем юный, спас консула, вождя, гражданина и отца, действуя не менее по велению долга, чем отважно, и снискал щедрую похвалу за общественную и частную заслугу. Также и Эмилий Лепид, мальчиком увлеченный в сражение, в одной и той же схватке убил врага и спас гражданина. В память об этом деянии по постановлению Сената была установлена на Капитолии его статуя[121], чтобы другие вдохновлялись его примером и чтобы оказать честь творцу столь славного в этом возрасте деяния.

Также и ты [Убертино] – да не будем завистниками твоей славы – будучи по возрасту моложе того и другого [из античных героев], когда был недавно у Брешии в войсках немцев, дерзнул, сражаясь с врагом, продвинуться вперед настолько, насколько не решился этого сделать никто из остальных воинов[122]. Не знаю, будут ли этим твоим поступком больше восхищаться враги или же он больше заставит друзей испытать стыд за их меньшую смелость.