Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Но и та наука прекрасна, которая рассуждает о движении небесных светил, их величинах и расстояниях. Ибо она уводит нас из тьмы и плотного воздуха и вводит душу и глаза в вышний сияющий дом, украшенный многочисленными светилами. Смотрящему в небо приятно распознавать образы неподвижных звезд, определять расположение, названия и соединения блуждающих, а также задолго предвидеть и предсказывать затмения Солнца и Луны. Но более всего изучение природы созвучно и сообразно человеческому разуму; благодаря этой науке мы познаем начала и изменения природных тел, одушевленных и неодушевленных, причины и результаты движений и изменений того, что находится в небе и на земле, а также можем добавить сюда и причины многих явлений, которые обычно в народе принято считать чудесными. Как приятно понимать все это, так особенно приятно заниматься тем, что случается в воздухе и на земле. Но и связанные с этим такие области знания, как учение о перспективе и о весе тел, равным образом прекрасны[112].

И поскольку я слишком увлекся, говоря об этом, коснусь также и остальных дисциплин. Итак, очень хорошо и в высшей степени полезно для телесного здоровья изучение медицины, хотя ее практика не вполне благородна. Знание законов полезно и для государственных, и для частных дел и повсюду в большом почете, а сама юридическая наука произошла от моральной философии, как медицина от естественной. Хотя толковать законы и давать решающим правовой вопрос юридическое определение – вещь почетная, однако недостойно, ведя дела, продавать труд за условленную цену. Божественная же наука – это знание возвышеннейших причин и удаленных от наших чувств вещей, которые мы достигаем только умом.

Итак, мы перечислили почти все основные дисциплины, и перечислили не для того, чтобы каждый их все обязательно изучил, дабы быть и хотя бы считаться ученым, ведь и отдельные из них могут потребовать всех сил человека и, кроме того, вполне добродетельно уметь довольствоваться как скромным состоянием, так и скромной наукой; но мы перечислили эти дисциплины для того, чтобы каждый всецело посвятил себя той науке, к которой он способнее всего. Хотя все науки так между собой связаны, что, совсем не зная других, никакую нельзя изучить превосходно.

Впрочем, виды способностей различны. Одни ученики легко находят существо любой вещи и доказательства для изложения своей точки зрения, другие же медлительны в этом, но основательны в рассуждении; первые более способны возражать, а вторые – отвечать на возражения, равно как первые склонны к поэзии и теоретическим наукам, вторые же – к практическим. Но есть и другие – с быстрым умом, но с медленной речью и языком, и они, видимо, более сильны в составлении выступления и речи по правилам риторического искусства. Быстрые же и умом и языком преуспевают в диалектических диспутах. А те, у кого речь быстрее, чем ум, то есть языком быстрые, а умом неповоротливые, не сильны ни в том, ни в другом роде выступления.

Далее, у некоторых превосходная память, и они очень сильны в знании истории и в освоении обширных томов законов. При этом нам следует знать, что память без ума немного значит, ум же без памяти вообще ничего не значит, по крайней мере, в том, что касается науки; совсем иначе в деятельности, потому что о сделанном деле и о том, что нужно сделать, можно записать, вместо того чтобы это помнить. В науках же того, что не знаем на память или сразу не можем вспомнить, мы, очевидно, не знаем по-настоящему.

Кроме того, есть такие ученики, кто способен отвлекаться душой от чувственных и материальных вещей и более склонен к восприятию отвлеченного и общего; другие, напротив, более расположены распространяться о частностях и заниматься ими, и эти последние склонны к рассудительности и к естественной науке, а первые – к математике и божественной науке, которая называется метафизикой. Но помимо этого, поскольку интеллект по своей природе двойной, а именно созерцательный и практический[113], то каждый, согласно тому, что из двух у него сильнее, должен будет заняться тем, что ему более подходит.

Есть вдобавок умы как бы ограниченные и, как говорят юристы, к земле приписанные, которые хотя и слабы во всем прочем, однако в одном или другом весьма успевают, и то, в чем единственном они смогут, очевидно, добиться успеха, им и надо дать.

Впрочем, Аристотель считал, что не следует чрезмерно отдаваться свободным наукам и проводить время в занятиях ими, и обращал внимание на важность гражданской и деятельной жизни для совершенствования людей[114]. Ведь тот, кто целиком предан созерцанию и соблазнам литературы, возможно, заботится о себе самом, но он, несомненно, мало полезен городу, будь он правитель или частное лицо.