Гуманисты эпохи Возрождения о формировании личности (XIV–XVII вв.)

Принесут также пользу частые беседы об общих занятиях с товарищами: ведь обсуждение оттачивает ум, совершенствует язык и укрепляет память, и не только потому, что при обсуждении многому учимся, но и потому, что узнанное таким способом глубже знаем, более связно излагаем и крепче помним. Кроме того, обучая других тому, что узнали, окажем и самим себе немалую помощь. Ведь наилучший способ продвижения вперед – учить тому, чему сам научился.

Но почти со всеми обучающимися часто случается, что, преуспев в чем-то сначала, они считают, что уже многого достигли в обучении, и спорят как ученые, желая всеми силами отстаивать свои мнения, а это им очень мешает. Ибо первый шаг к науке – возможность сомневаться, и нет ничего столь враждебного учащимся, нежели чрезмерная надежда на собственную эрудицию и стремление полагаться на собственный ум, из них первая уничтожает, а второе ослабляет любовь к чтению. Вот так они сами себя обманывают – вещь менее всего нужная. Но обмануть себя легче всего, и никого мы не обманываем с большим ущербом. Случается же это оттого, что, не имея опыта, они не в состоянии еще определить отклонения, повороты, обрывы, которые скрываются в науках, отсюда происходит, что они либо неверно исправляют многое в книгах, чего не могут понять хорошо сами, либо, виня невежество и небрежность переписчиков, многое непонятное пропускают по собственной воле; между тем как старание и упорство могли бы устранить их неверные представления.

Все это, однако, будет осуществляться надлежащим образом, если мы правильно распределим время, если установим для занятий каждый день определенные часы и не будем отвлекаться никаким делом, которое оставляло бы мало времени для ежедневного чтения. Ведь если Александр имел обыкновение много читать, будучи на войне, если Цезарь даже в походе писал книги, а Август, замысливший Мутинской войной важное дело, в военных лагерях обычно постоянно читал и писал и ежедневно упражнялся в произнесении речей[117], – что сможет помешать нашему досугу в городе и отвлечь нас надолго от занятий литературой?

Но полезно при этом считать даже сколь угодно малую потерю времени за значительную и так ценить время, как жизнь и состояние здоровья, чтобы ничего у нас не пропадало без пользы; часы бездействия, например, которые у прочих ничем не заняты, посвятим более легким занятиям или проведем за приятным чтением. Доброй выгоде свойственно накапливать даже то, чем обычно пренебрегают, к примеру, читать за обедом или ожидать сна за книгами, а вернее, избегать его с помощью книг. Впрочем, медики уверяют, что это вредит зрению; это их мнение справедливо, если только читать сверх меры, то есть с излишним напряжением или на слишком сытый желудок.

Принесет также некоторую пользу, если мы поставим в нашей библиотеке, и притом перед глазами, те инструменты, которыми обычно измеряют часы и промежутки времени, чтобы видеть, как само время словно бы течет и ускользает; а также если используем эти места [библиотеки] исключительно для того, для чего они были созданы, не допуская туда никакое иное занятие или посторонние размышления.

Но ко всему вышесказанному пусть стремятся с большей заботой и рвением те, у кого ум более склонен к наукам, чем тело к войнам. Тем же, у кого и ум развит, и тело крепко, надлежит заботиться о том и другом: сформировать душу и тело так, чтобы душа могла принимать верные решения и приказывать разуму, а тело – мужественно выносить лишения и легко подчиняться душе, и, наконец, так себя подготовить в целом, чтобы всегда быть готовыми не к применению насилия, но к отражению несправедливости, а если даже допускается применение силы, то не ради грабежа и алчности, но для борьбы за власть и славу.

Более же всего быть обученными военной науке подобает государям. Ведь именно им надлежит в совершенстве знать искусство мира и войны и уметь предводительствовать войском и самим участвовать в сражении, когда потребует необходимость. <…>

Итак, с самого детства нужно упражнять тело для военной службы, а душу воспитывать выносливой, как это делается с лошадьми, которых выводят на ристалище, чтобы приучить их легко переносить в пыли и поте и жар солнца, и тяготы. Подобное мы видим часто и у деревьев, их нежные веточки выдерживают значительную тяжесть плодов, выросших из первых цветов до надлежащей величины; даже совершенно согнутые этой тяжестью, они тем не менее не обламываются, а если бы вес не нарастал постепенно, то под тяжестью плодов сломались бы даже более прочные ветви.