Гулливер у арийцев

меня внимательный взгляд. Я не теряю напрасно времени

и касаюсь носком ботинка ее туфли. Ответный сигнал зву-

чит положительно. Сосед дамы, по всей вероятности муж,

замечает мой невинный маневр и предлагает ей обменять-

ся с ним местами.

Ничего другого не остается, как заснуть, устроившись по-

удобнее в углу.

Мы приближаемся к границе, в вагон входят несколько

штурмовиков с карабинами, очевидно, в Берлине произо-

шло что-то серьезное; я вовремя выбрался. Мне приходит

в голову тревожная мысль, не задержат ли меня; нет, ерун-

да, откуда меня могут знать штурмовики на границе? Не-

ожиданно меня осеняет блестящая идея. Выхожу из купе в

коридор, подхожу к одному из штурмовиков и тихо говорю

ему, что в купе напротив меня сидит известный комму-

нист. После этого я возвращаюсь и спокойно сажусь на свое

место. Через две-три минуты в купе входят штурмовики;

они требуют паспорта и внимательно их обнюхивают. Про-

тягиваю свой паспорт, после беглого осмотра получаю его

обратно. Наступает очередь ревнивого мужа, он не ожи-

дает предстоящих ему неприятностей и совершенно спокоен.

— Вы арестованы.

Совершенно потрясенный, ревнивый муж начинает до-

казывать, что он одет с женой на курорт. Штурмовик пред-

лагает ему заткнуться, и тащит его за плечо из купе. Потом

130

он вспоминает о женщине и предлагает ей тоже выйти из

вагона. Слезы.

Этой возможности я не предвидел; как однако сложна и

многогранна жизнь! Мой маневр дал мизерные результа-

ты, доброжелательное отношение ко мне штурмовика, ос-

вобождение двух мест в купе. Мой роман, однако, срывает-

ся. Меня все же радует, что, несмотря на свои сорок лет, я

сохранил пылкость и склонность к романтическим приклю-

чениям.

Воображаю, как этот оригинал изумлен происшедшим с

ним. Боюсь, что штурмовики доставят ему несколько не-

приятных часов, а то, пожалуй, и недель.

Вот что значит судьба человека! Ты, Штеффен, явился

орудием судьбы. Все это очень забавно.

Но вот появляются голландские таможенные чиновники.

Стереотипные вопросы: папиросы есть? шелковые ткани

есть?

Я приветствую в лице толстых чиновников уютную, ми-

лую Голландию, где можно отдохнуть лучше, чем где бы

то ни было в мире.

Кстати, совершенно напрасно оклеветали голландских

женщин. У меня на этот счет есть собственное мнение.

Я смотрю в окно — однообразный культурный ландшафт.

Начинает идти дождь. В купе входят местные аборигены.

Один из них, старичок в золотом пенсне, с розовыми щеч-

ками и маленькими голубыми глазками, спрашивает меня:

— Что происходит у вас в Германии?

Я отвечаю:

— Бедлам.

Монотонный стук колес настраивает меня на минорный

лад. Я вспоминаю, что у меня в бумажнике около пятисот

марок, хватит на месяц-полтора, в лучшем случае. Печаль-

но. Впрочем, там будет видно. Главное — попасть в круп-

ный европейский центр, где имеет смысл создать себе ре-

путацию политического эмигранта. Теперь нельзя терять

времени, так как скоро нахлынет волна эмиграции.

131

Я останавливаюсь на Лондоне, вспоминаю, что у меня

там есть знакомый — бывший секретарь британского посоль-

ства в Берлине, которому я оказывал небольшие услуги.

В Лондоне я быстро акклиматизируюсь, тем более, что я

там уже два раза был.

Постепенно начинают пачками появляться эмигранты,

это главным образом социал-демократы и пацифисты. Из

газет и от них я узнаю подробности об арестах в Германии.

Несомненно, мне влетело бы, если бы я своевременно не

удрал.

Вскоре встречаю знакомых; на их вопросы, как я попал

в Лондон, я таинственно оглядываюсь, затем шепотом рас-

сказываю, как на другой день после поджога рейхстага в

мою квартиру вломились штурмовики, как я выбрался че-

рез кухню, сбив с ног полицейского. Далее следует описа-

ние путешествия в товарном вагоне, куда меня спрятал

спасший меня железнодорожный служащий; нелегальный

переход границы с выстрелами вдогонку.

Мне пожимают руку, поздравляют со спасением, никто

не сомневается в достоверности моего рассказа.

Я обладаю логической фантазией и способностью верить

в придуманную мною же легенду. Я ясно видел сцены свое-

го мнимого бегства, угрожавшую мне опасность.

По существу, логическая выдумка гораздо убедительнее

действительности. Я даже считаю, что выдуманное собы-

тие не менее реально, нежели действительно происшедшее.

Если сентиментальные люди могут плакать над страдания-

ми героев романа или фильма, то почему я не могу верить

своей собственной выдумке?

Вскоре я приобрел среди лондонских эмигрантов неко-

торую популярность, хотя кое-кто относился ко мне недо-

верчиво. Благодаря моей репутации горячего антифашис-

та, а также тому, что я принадлежал к эмигрантской груп-

пе первого призыва, ко мне обращались многие новички

за советом и помощью. Все это было очень утешительно и

трогательно, но, откровенно говоря, я не испытывал ни

малейшего желания засиживаться на тощей эмигрантской

диете.

132

Я прекрасно понимаю, что убежденные люди, подобно

библейским пророкам, могут питаться идеями, акридами и

прочими сомнительными блюдами, я же — Карл Штеффен

— нуждаюсь в совершенно другом. Перспектива существо-

вать на жалкое пособие, выдаваемое журналистской орга-

низацией, и на нищенские гонорары эмигрантских изданий