Гилас принялся обстреливать речного коня. Когда закончились камешки, мальчик заменил их твердыми коричневыми плодами финиковой пальмы. Но никакой реакции, кроме недовольного фырканья, Гилас не добился.
И тут мальчику повезло: финик попал речному коню в глаз. Этого зверь стерпеть никак не мог. С возмущенным ревом речной конь набросился на крокодила. Тот стал обороняться. Два чудовища бились и катались по дну среди белой пены. Вот они врезались в пальму, на которой сидел Гилас. Дерево затряслось так, что мальчик еле-еле удержался. Крокодил вцепился зубами в нос речного коня. Тот завизжал и встал на дыбы. Всего один раз резко мотнув массивной головой, зверь высвободился из крокодильей хватки и зашвырнул чудовище на середину протока. С удивительной скоростью речной конь поспешил следом за крокодилом, разинул гигантскую пасть, ухватил ящера за брюхо и перекусил пополам.
Волны нахлестывали на берег, раскачивая растерзанные остатки водяных лилий.
Надо спешить. Другие крокодилы скоро вернутся. Дрожащими руками Гилас распутал узел на веревке, которой привязал себя к финиковой пальме, и стал торопливо разминать затекшие ноги.
Через некоторое время, когда Гилас уже спускался, он заметил, как к нему что-то плывет по воде. От неожиданности мальчик едва не упал с дерева.
В плоскодонке сидела Пирра. Рядом с девочкой испуганно съежилась Разбойница. Грязные и потрепанные, обе не сводили с него глаз.
– Ты зачем туда забрался? – спросила Пирра.
11
Соколиха проверила, нет ли на ветке муравьев, и, не заметив ни одного, расправила крылья, ловя прохладные дуновения вечернего Ветра. На дереве тихо и безопасно, а возня ее наземных спутников внизу действует на соколиху успокаивающе.
Они тоже нашли удобное место для ночлега, подальше от туннелей гигантских серых чудовищ и влаги, в которой прячутся огромные ящеры. Мальчик и девочка жуют двух уток, добытых и поджаренных на огне. Молодая львица со своей долей уже разделалась; теперь она сосредоточенно вылизывает шерсть, избавляясь от клещей. Но до тех, что на загривке, ей не дотянуться. Соколиха слетела вниз, села львице на плечо и поймала клещей. До чего же приятно, когда эти насекомые лопаются в клюве! Львица тоже осталась довольна. Она склонила голову набок, чтобы соколиха вытащила клещей у нее из-под ушей.
Вдоволь полакомившись, соколиха улетела обратно на свою ветку, подогнула одну ногу и приготовилась ко сну.
Все-таки ей очень нравится это необычное, полное шорохов место. Жаль только, что остальные ее чувств не разделяют.
По Великой Зеленой разносились призывы миллионов лягушек. Костер шипел и выбрасывал искры в темноту.
– Будешь последнее крылышко? – с набитым ртом спросила Пирра.
– Нет, доедай ты, – ответил Гилас, не поднимая головы.
– У нас еще кожа осталась и чуть-чуть камышовых корешков.
Но мальчик покачал головой. Он плел из камышей две большие сети. Гилас собирался натянуть их между двумя финиковыми пальмами, иначе им с Пиррой придется спать на земле.
– Тебя что-то беспокоит? – спросила Пирра. – Переживаешь, что я спасла тебя, а не ты меня?
– Скажешь тоже! И вообще, ты меня не спасала.
– А вот и неправда.
– От крокодилов я и без тебя избавился.
– Ты прямо как Кем – тоже доказываешь, что не трус.
Гилас вздохнул:
– Знать бы, где он. Пирра, ты не понимаешь, как важно для Кема проявить себя.
Пирра недоверчиво фыркнула:
– Это еще почему?
– Кем рассказывал, что у него в племени мальчик должен показать свою храбрость, только тогда он станет мужчиной. Поэтому Кем совершил вылазку в Египет, чтобы украсть оружие воина. Вот тогда-то его поймали и продали в рабство.
– В жизни ничего глупее не слышала.
– Ты не мальчик, у вас все по-другому.
Гилас отлично понимает, почему для Кема так важно блеснуть храбростью. Гиласу и самому знакомо это чувство, ведь его отец – трус, отказавшийся сражаться с Воронами. Из-за него Акастос – человек, которым Гилас восхищается больше всех, – потерял свою землю. Акастос уже много лет скитается в изгнании. Гилас мечтает вернуть ему утраченное. Смыть с себя позор отцовского малодушия.
– И все-таки что тебя тревожит? – не успокаивалась Пирра.
Разрезав ножом красный корешок, девочка задумчиво уставилась на него.
– Ничего, – соврал Гилас.
Состроив гримасу, Пирра принялась жевать сладкий липкий корень.
– Ты все время трешь висок. У тебя опять было видение?
– Нет! – огрызнулся Гилас.
Иногда Пирра даже слишком наблюдательна.
Гиласу совсем не хотелось говорить о том, что он видел, когда на него напал крокодил. Сначала Гилас замечал фигуры призраков только краем глаза. Потом, в Доме Богини, видения стали ярче. А в этот раз Гилас ясно и отчетливо наблюдал, как его тень двигалась сама по себе. Неужели видения становятся сильнее?
Это напугало Гиласа больше, чем речные лошади и крокодилы, вместе взятые. Кто знает, чего ждать дальше? К тому же из-за видений между ним и Пиррой будто выросла стена. Как он ее защитит, если представления не имеет, что происходит с ним самим?